необъяснимым причинам будущего у них не было. С Гудрун ему нравилось проводить время: он видел в ней единомышленника. Она тоже не испытывала к мужчине никаких особых чувств. Он был ученый и потому нуждался в женщине, которая поддерживала бы его. Однако его отличала бесстрастность – его достоинства были сродни отлаженности превосходно работающего механизма. Он был слишком холоден, чтобы по-настоящему любить женщину, слишком эгоистичен. К мужчинам он относился неоднозначно. Каждого из них в отдельности он недолюбливал и презирал. Но в совокупности восхищался ими так же, как механизмами. Да они и казались ему еще одним видом машины – только непредсказуемым, ненадежным.
Гудрун бродила по улицам с Палмером или шла с ним в кино. Когда он отпускал насмешливо-язвительные колкости, его удлиненное, бледное, утонченное лицо загоралось. Так они и существовали – с одной стороны, два изощренных интеллектуала, а с другой – два существа, преданных людям, – ассоциирующих себя с измученными жизнью шахтерами. Казалось, души Гудрун, Палмера, молодых повес и пожилых людей с изможденными лицами хранят одну и ту же тайну. Все они сознавали свою скрытую мощь, потенциальную, разрушительную силу и роковую нерешительность, что-то вроде подпорченной воли.
Иногда Гудрун словно просыпалась, смотрела на свою жизнь новыми глазами и видела, что та ее засасывает. Тогда ею овладевали презрение и ярость. Она чувствовала, что становится похожей на остальных, смешивается с толпой, мертвеет. Это чувство было ужасным. Она задыхалась и, покинув Бельдовер, с головой уходила в работу. Но вскоре ей удавалось освободиться от этого жуткого чувства. И она вновь ехала домой – в мрачную и притягательную страну. И в очередной раз попадала под власть чар.
Глава десятая. Альбом для рисования
Как-то утром сестры писали этюды, устроившись в укромном уголке на берегу озера Уилли-Уотер. Гудрун добралась вброд до каменистой отмели и сидела там, как буддист, неотрывно глядя на водоросли, их сочная зелень покрывала весь илистый спуск. Она видела только ил, мягкий, сырой ил, из его разлагающейся прохлады росли водоросли – густые, мощные, мясистые, стройные, налившиеся соком; они выбрасывали листья под прямым углом, их цвета варьировались от темно-серого до темно-зеленого с темно-красными и бронзовыми разводами. Гудрун ощущала их сочную плоть своим чувственным зрением, она знала, как они прорастают из грязного ила, как растут дальше из самих себя, как им удается быть такими крепкими и сочными.
Урсула наблюдала за бабочками, они во множестве вились у воды: маленькие синие бабочки, внезапно возникнув из ничего, оказывались в сверкающем блеске мироздания; крупный черно-красный экземпляр, сидя на цветке, подрагивал нежными крылышками, подрагивал возбужденно, вдыхая чистый пьянящий утренний воздух; две белые бабочки затеяли возню низко над землей, их окружало сияние, ах, нет! – когда они подлетели ближе, стало видно, что никакого нимба не было – просто кончики крылышек
