енившимися наравне с ювелирными украшениями. И вся прочая высокородная публика, которая посещала этот театр в прежние времена, она тоже отражалась в этом же самом зеркале. Это было приятно и вроде как ставило Фиму на одну доску с ними.
– Подумать только, – прошептала она, беря своего спутника под локоть и отводя его в сторону, – по этому полу ходили ноги самых известных людей. Может, даже сам Кутузов ступал по этим половицам или Багратион.
– И что?
– А теперь по тому же самому полу ходим мы с тобой. Разве это не замечательно, что мы с тобой очень даже запросто топчемся там, где ходили сами Романовы! Может быть, след в след им попадаем! Вот ты сейчас на паркете стоишь и ни о чем не думаешь, а раньше на этом самом месте стоял император! – И, критически оглядев спутника, добавила: – Ну или великий князь, на худой конец.
Но, увы, спутник полет фантазии Фимы не поддержал. Сопровождающий ей попался на редкость скучный. Он не хотел ничего воображать. Совершенно! Редкостный зануда! Но родственников, как известно, не выбирают. Что свыше дали, с тем и живем.
Сегодня в театре девушка оказалась с Семой, своим двоюродным братом. Ни красотой, ни природным обаянием, ни чувством юмора этого ее кузена природа не наделила. Был он человеком нудным. Папа называл его «наш кот Баюн», имея в виду, что Сема способен заговорить до смерти любого, кто согласится его слушать.
В связи с этой нудностью Сему буквально совсем недавно бросила его жена. Родня этого поступка не одобрила. Не то чтобы все обожали Регину, совсем даже наоборот, но, как выразилась одна из тетушек: «Если бы Семочка сам бросил эту дрянь, тогда дело другое, тогда я обеими руками за, а так мне обидно». И теперь, по мнению обожающей его родни, их дорогой Семочка отчаянно нуждался в утешении. Хотя спросить Фиму, так она бы сказала, если в чем Сема и нуждается, так это в толике веселого безразличия и капле снисхождения к недостаткам и слабостям других людей.
Конечно, никто из родни мнением Фимы не поинтересовался. Отвлекать Сему от его печальных мыслей пытались всем дружным семейным коллективом.
Сегодня эта честь выпала на долю Фимы. Она и пыталась развлечь спутника, но чем дольше она общалась с кузеном, тем отчетливей чувствовала, что ни в каком утешении он не нуждается. И если уж кого и можно было пожалеть, то это жену Семена, которая продержалась с этим занудой почти полгода, прежде чем набраться духу и сбежать от него.
– Какие еще Романовы! – с неудовольствием пробормотал Сема. – Что ты выдумываешь все время! Фантазерка!
Кузен возвышенных порывов Фимы разделить не пожелал, он был человеком сугубо практического склада ума и тут же объяснил глупенькой сестренке, что последний ремонт начисто лишил театр всякой возможности лично соприкоснуться с частичкой истории. Пол в театре был полностью заменен, вплоть до перекрытий, и ни одна лакированная половица в нем нынче не может помнить на себе тяжести кого-нибудь из представителей царской династии, дворянства или того же купечества. Про зеркала и говорить было нечего. Все они были свеженькими, новенькими и помнили лишь тех рабочих, которые принесли и установили их тут.
– Так что смирись, никаких графов и баронов ты тут не увидишь. И по их следам не потопчешься.
И все же Фима была довольна, что выбралась в театр. Совсем скоро они будут слушать «Волшебную флейту» Моцарта, и это была одна из самых любимых ее опер. Да еще и места в театре им достались совершенно изумительные. За такие места при другом раскладе пришлось бы отвалить немаленькую сумму в кассах театра. Но Семену, как пострадавшему при разводе, вся родня помогала, чем только могла. И тетя Альбина, служащая в театре бухгалтером, достала контрамарки в служебную ложу, которые торжественно преподнесла любимому несчастному племяннику.
– Сейчас как раз масленичная неделя идет, сам Бог велел немножко развлечься.
Сема поблагодарил, но тетя Альбина не унималась.
– Пригласи какую-нибудь симпатичную тебе девушку, – многозначительно произнесла она. – Пусть видит, что ты человек со связями.
Но Семен сказал, что рано ему еще обзаводиться новыми связями, и пригласил Фиму, которая очень удачно оказалось в этот момент рядом и с восторгом приняла приглашение. И вот теперь она уже была в их ложе, вертелась на своем стуле, не в силах сдержать рвущееся наружу ликование. Как выяснилось, их места находились так близко к сцене, что можно было разглядеть не только лица актеров, но и каждую складочку на их костюмах.
В ходе начавшегося действия Фима с еще большим восторгом обнаружила, что арию Папагено исполняет совершенно очаровательный молодой человек, который тоже обратил внимание на Фиму, даже несколько раз умудрился подмигнуть ей. Это было так приятно, что наполнило душу девушки сладким чувством. Ей казалось, что сладкоголосый юноша поет лично для нее.
А вот певица, которой выпало исполнять арию Царицы Ночи, девушке совсем не понравилась.
