картин, и каждая была безрадостней предыдущей.
Например, те же ворота, в которые я въехала. Спасибо, что отворились, но в следующий раз, скорее всего, упадут. Да так ли они нужны, если ограда полна дыр и проломов на любой вкус: тут проберется собака, тут пройдет человек, тут – корова, а там – телега.
Насчет коровы можно было и не предполагать. Парочка этих несчастных худых скотин медленно бродила по лужайке перед домом, выискивая уцелевшие травинки. Взглянув на их вымя, я подумала, что их лучше не доить, а, наоборот, поить молоком. С коровами успешно конкурировали козы: вставали на задние ноги и объедали хиленькие деревца.
Барский дом выглядел так, что хотелось опять взглянуть на тощую корову. Темный, покосившийся двухэтажный прямоугольник с готовой опрокинуться надстройкой – я вспомнила, что это бельведер. На крыше выделялись несколько пятен чуть-чуть светлее окружающего пространства – крышу когда-то пытались залатать. А вот печные трубы чинить даже и не пытались.
Я перевела взгляд на окна, и вместо старинного слова «светелка» в голову пришла столь же старинная «темница». Половина окон была закрыта темными, почти черными, ставнями. Другую, не мудрствуя, заколотили досками. Наблюдался и переходный вариант: одна половинка еще держалась, другая висела на петле, и ее заколотили доской.
Пока я наблюдала, возок тащился к крыльцу. Это был самый тяжелый этап поездки – дорожка разбита, изъезжена, и никому не приходило в голову засыпать лужи.
Я бы не удивилась, если бы дом оказался необитаемым. Либо населенным героями криминальной хроники и суеверий или ужастиков. Но люди в нем все же водились.
На крыльце появился мужик с мешком за плечами. Посмотрел на нас, неторопливо проанализировал увиденное, развернулся и скрылся в распахнутых дверях.
– Да что это за разбой-то, – вздохнула Павловна. – Средь бела дня барское добро тащат!
Слово «разбой» меня слегка напугало. А вдруг, кроме бомжей и привидений, в страшном черном доме свила гнездо настоящая бандитская шайка? Вспомнила старую песню: «Эй, ямщик, поворачивай к черту!»
Но, судя по следующим обитателям, появившимся на крыльце, барский дом все же не стал разбойничьим притоном. Вообще, надо сказать, высунувшиеся люди не внушили мне ни капли доверия, хотя память Эммочки уверенно опознала старосту голубковских крестьян. Поместье называлось «Голубки», и местные, соответственно, среди соседей слыли либо голубчиками, либо сихарями. Либо шалыганами – если ссорились с соседями.
Вообще же все встречные-поперечные показались мне малорослыми, заморенными и какими-то линяло-неуверенными. А у старосты ко всему прочему обнаружился здоровенный красный нос в синих прожилках – верный признак пьянства.
– Девку пока никому не показывать, – велела я шепотом своим спутникам. – Как стемнеет, в комнаты возьмем. А сейчас укутайте получше, и пусть в возке сидит.
Павловна переглянулась с кучером, и оба кивнули. Ну а потом нянюшка решила взять дальнейшее
