style="font-size:15px;"> Поэтому – обед. Что у нас?
М-да.
Павловна, на ходу ругаясь со всеми подряд, притащила откуда-то и поставила на стол блюдо с жареной курицей. Ну… дня три-четыре назад ее действительно жарили. А потом в лапту ею играли, не иначе. А потом еще зерно молотили.
Такой высохшей, скукоженной, да еще пованивающей птички я в жизни не видела. И сразу засомневалась, стоит ли ее есть.
– Павловна, эту мумию только собакам выбросить. И то не стоит – потравятся.
– Что ж поделать, сударыня-барыня дядина-то скупа, – растерянно ответила няня, пытаясь сообразить, что такое «мумия». – Другого в дорогу и не дала. Хлебца только вот маленько. Даже горшок молока пожалела! – Нянюшка поджала губы.
– Ну, она и не обязана нас кормить. Пойди узнай, что здесь есть.
– Да я и так скажу. Щец людских Иванна сварила, да хлеб с мякиной. Вся еда.
– Щец так щец. Неси.
– Да нешто ж вы людские щи хлебать будете?! – Нянюшка вытаращилась на меня так, словно у меня выросла вторая голова. – Невместно это!
– Павловна, еще раз повторю: нам сейчас не до жиру, быть бы живу. Спесь дворянскую после тешить будем. А сейчас неси щи. Сами поешьте и потихоньку Арише в возок отнеси плошку. Как стемнеет, мы ее незаметно в дом возьмем. А пока еще раз проверь, чтобы тепло укуталась. Не лето на дворе. А мне подумать надо.
Павловна вздохнула и унесла несчастную птицу.
Я осталась за столом, любоваться на ободранные стены, почти не защищающие от холодного осеннего ветра и сырости. А что будет зимой? Подумать страшно.
Но пока вокруг тихо и малолюдно, собственные мысли кажутся важнее холода. Что случилось? Как я вообще сюда попала? В тело Эммочки, в тело собственной прапрапра… и так далее бабушки?
Да, я вспомнила наконец не только жизнь непутевой барышни, но и семейные легенды. Легенды эти, между прочим, отзывались о барышне весьма нелестно. Была она глупа, спесива, равнодушна к собственной дочери и… и утонула.
Елизавета, ее дочь, выросла сиротой при дядиных детях, нелюбимой, обиженной на весь свет и такой же «неудачной», как ее беспутная маменька. Приданого у нее не было, и замуж она не вышла. Сбежала с заезжим гусаром. Умерла рано, в родах. Остался только ее малолетний сын, который и унаследовал материнскую фамилию, поскольку гусар Елизавету бросил, как только она забеременела.
От этого самого сына и пошел наш род Штормов.
Брр, какая жуткая история. Очень не хочется повторять судьбу беспутной барышни.
Но в то же время…
Эх, Михаил. Столько лет мы вместе прожили, пуд соли съели, семь пар железных сапог износили. Не думала я, что вот так потеряемся. Во времени? В разных мирах? Поди теперь угадай.
А может, он как я? Тоже где-то здесь? Ну может же?
Только вот земля большая. А Мишенька мой ничего не знал о своих корнях до революции. И как его найти – непонятно. Почти
