она. – Дайте всему вырваться наружу, если оно этого хочет. Вспомните ту змею, Уилл. Вспомните свое падение.
Стоны послышались опять, и его затрясло так сильно, как никогда прежде.
– А теперь расскажите мне обо всем, что случилось.
– Я видел ее глаза. Видел язык… то высунутый наружу, то спрятанный.
– Да, вы видели ее язык. Что произошло потом?
– Я потерял устойчивость и упал.
– Повторите это еще раз, Уилл. – Он уже всхлипывал, не стесняясь. – Повторите, – настаивала она.
– Я упал.
– Еще раз.
У него душа разрывалась на части, но он повторил:
– Я упал.
– И еще раз, Уилл! – Она не знала жалости. – Еще раз.
– Я упал, упал, упал…
Постепенно рыдания затихли. Слова выговаривались легче, а воспоминания, которые они вызывали, не причиняли прежних мучений.
– Я упал, – повторил он, должно быть, в сотый раз.
– Но ведь вы падали недолго, – продолжила за него рассказ Мэри Сароджини.
– Нет, я падал совсем недолго, – согласился он.
– Тогда из-за чего столько переживаний? – спросил его ребенок.
Причем в ее голосе не слышалось ни злорадства, ни насмешки, ни намека на то, что хоть в чем-то была его вина. Она задавала простые и прямые вопросы, на которые требовалось отвечать столь же просто и прямо. В самом деле, из-за чего столько переживаний? Змеи не покусали его, и он не свернул себе шею. И вообще, все это случилось уже вчера. А сегодня его окружали бабочки, невиданная птица, требовавшая внимания, еще более странный ребенок, который разговаривал с ним, как умудренный опытом дядя из Голландии, хотя выглядел при этом подобием ангела из какой-то неизвестной ему мифологии и всего в пяти градусах широты от экватора – хотите – верьте, хотите – нет – носил фамилию Макфэйл. Уилл Фарнаби громко расхохотался.
Маленькая девочка захлопала в ладоши и тоже засмеялась. А всего мгновение спустя и птица, сидевшая у нее на плече, стала издавать раскат за раскатом демонического смеха, который заполнил поляну, эхом отдаваясь среди деревьев, и складывалось впечатление, что вся вселенная сотрясается, буквально сгибается от хохота над невероятно огромной шуткой своей сущности.
Глава третья
– Могу только порадоваться, что всем так весело, – внезапно произнес низкий мужской голос.
Уилл Фарнаби повернулся и увидел, что на него с улыбкой сверху вниз смотрит невысокий и худощавый человек, по-европейски одетый и державший в руке черную сумку. На вид ему, как определил Уилл, было лет под шестьдесят. Из-под очень широких полей соломенной шляпы виднелись густые седые волосы и до чего же причудливый, похожий на птичий клюв нос! И еще глаза – невероятно голубые глаза на столь темнокожем лице!
– Дедушка! – услышал он восклицание Мэри Сароджини.
Незнакомец перевел взгляд с Уилла на ребенка.
– Что вас так насмешило? – спросил он.
– Как
