воздух легкие рвет…»
Т. А.
Действительность, от которой воздух легкие рвет,
подлежит неукоснительному превращению в анекдот,
в небрежный полет ласточки над предвечерней рекою,
во вкус и запах покоя, шестигранный змеиный мед,
чай с лимоном и словом, здесь и сейчас,
а жемчуг, послойно хранящийся про запас,
произведут совсем на других глубинах,
на других руинах, без воздуха – и без нас.
«разные смеси меда, ни яда…»
разные смеси меда, ни яда,
ящик тушенки и всех обратно,
правильно построенная баррикада,
в первую очередь – аккуратна,
она не торчит во все стороны сразу
воплощением сартровского испуга,
все, что доступно пуле и глазу,
пристально держится друг за друга,
чтобы людской резерв быстротечный
пережил конкретную дату,
сцеплены трамвай на конечной, эта луна и эта цитата,
два башмачка, фонарей отростки,
ветер, вечно дующий в спину,
чья-то рябина на перекрестке
и все, что рифмуется с той рябиной,
дольник хромающий, ямб неверный,
уличный говор, неговор книжный,
пушкин от классики до модерна,
классика тверже, модерн – подвижней,
и археолог, читатель строгий,
кости и мусор спросит устало:
что за культурный слой поперек дороги? —
рифма, она здесь всегда стояла.
«От лесотундры до небританских теплых морей…»
От лесотундры до небританских теплых морей
птицы и ангелы сходят с ума от человеческих дочерей,
говорят, для них несущественно, кто еврей, а кто нееврей,
они просто влетают в окно, роняют перо,
вдоль стекла грохочет последний вагон метро,
потому что метро идет сквозь все времена,
даже там, где жив и хищен его мазут,
где вагоны сквозь толщу песка и воды ползут,
но по-прежнему тормозят у того окна,
да, окна, в котором белый и длинный свет
достает до самого дна,
до любых костей, идей, людей, лебедей,
до любого дня, даже до того, где легка, смугла,
улыбнулась эта девочка из никогда и нигде,
вышла замуж за плотника, мальчика родила.
«Ты хочешь сказать, что этот шлимазл…»
Ты хочешь сказать, что этот шлимазл
воплотился вот в эту плоть,
и с утра пораньше бродит здесь по воде?
Ломает рыбу, солит ломоть, запивает тем,
что пошлет господь,
рыбаков приманивает крошками в бороде?
Ты хочешь сказать, что это из‐за него
чайки выучили иврит,
(хотя арамейский акцент – непобедим),
и теперь проповедуют буддизм
отсюда
