style="font-size:15px;"> – Да уж высказали, – криво усмехнулся мой друг и потянул меня за локоть. – Пойдем отсюда, Кир. Опоздали. Если бы вчера…
– Погоди. Доктор, только честно. Чего нам теперь ждать? Заберут всю группу и отправят на… переформатирование мозгов?
– Кому до вас дело, – раздраженно отмахнулся Колли. – Экспедиция дороже встанет. Образцы нужны были, всего лишь. Так что – жрите, трахайтесь и чего у вас там еще общественно-бесполезного. И покиньте, наконец, мой кабинет. Пахнет неприятно.
– Чувствуешь какой-нибудь запах? – спросил меня Тим.
– Вроде, нет.
– Принюхались, значит, – пожал плечами мой товарищ.
Под конвоем плечистых ребят мы покинули экспериментальный центр и вышли на улицу. Путь был печален, будто возвращались с похорон.
– Как думаешь, имеет смысл искать юриста?
– Ты и сам так же думаешь.
– Сделать морду кирпичом, потребовать справедливости…
– И добиться ее лет через дцать. За это время из ребят сделают хомосапиенсов.
– А коммуну разгонят под каким-нибудь благовидным предлогом.
Мы двигались к окраине города, и мне хотелось выть. Из-за собственной трусости (даже если она именуется благоразумием), из-за несправедливости и незащищенности, из-за того, что ничего уже не поделаешь и никого не спасешь, из-за того, что жизнь наша распрекрасная опять скурвилась, тварь…
– Несколько лет казалось, что мы вырвались оттуда, – уныло проговорил Тим.
– Казалось.
– Жалко ребят.
– Жалко.
– Да скажи хоть что-нибудь, эхо мое!..
Я подавил свою беспомощную ярость. Обнял друга за плечи:
– Многих мы потеряли еще на Земле. Они тоже хотели на свободу, но не хватило сил. Нескольких похоронили уже здесь. Эти сумели вырваться, но потом везуха кончилась. У Тины и Мартина везуха длилась дольше, но теперь кончилась тоже. Завтра это случится с тобой или со мной, и необязательно по милости Земли. Судьба.
– Судьба, – вздохнул Тим.
– А сейчас мы идем домой.
– Домой…
Теперь он стал моим эхом.
Обратный путь всегда короче. Первые полдня мы еле плелись под грузом своей беды, зато оставшаяся дорога просвистела у нас под ногами за четверо суток. Мы останавливались лишь когда кромешный мрак накрывал равнину. Ночевали сидя, спина к спине. Часа через три, как только беспросветная тьма давала первую трещину, просыпались и двигались дальше. Почти не разговаривали.
На меня снизошла отрешенность. Казалось, я выскочил из собственного тела и наблюдаю двух ходоков со стороны. Идут ровно, плавно, и – будто бы на ногах у них крылатые сандалии. Так выглядели античные боги – нагие, бородатые, длинноволосые…
Только у подножия плато мы вдруг сообразили, что за весь обратный
