– это ж надо уметь! «Ха! Он старается так, как будто это в последний раз! Он, тридцатилетний «тореадор», да еще и в статусе Бенефициара?! На кой хрен Бенефициару чрезмерно стараться ради женщины, которая гораздо старше его, смысл-то какой? Нет, это было немыслимо такое ляпнуть! Повторяю по слогам: не-мыс-ли-мо!»
Уж извините, что повторяюсь, просто засело намертво…
А мы все стояли и стояли на проспекте, все прощались и прощались и никак не могли распрощаться – ну, как всегда и бывает с подшофешными индивидуумами. Калякали о всякой ерунде, я успешно продолжал играть свою роль «высокого держателя флага, мощно развевающегося на ветру». Наконец, начали расходиться. Бенефициар как-то незаметно исчез, словно растворился. Никто и не кинулся его искать, никто о нем и не вспомнил. Как там римляне говаривали? Sic transit gloria mundi[4]… Мол, был среди нас незаурядный человек – в физическом плане хотя бы – и вот уже и нет его, и ничего такого сверхординарного не произошло, и никто умом от горя не тронулся…
Кто только нам не предлагал до дома подбросить, а мы: «Нет! Нет! Лучше прогуляемся! Воздух какой! А после возлияний так и пройтись не помешает!»
И мы пошли домой пешком. В общем-то, нам не так уж и далеко было. Но поскольку мы шли очень медленно, то эта прогулочка некоротенькой вышла. И за все это время, что мы путь проделывали, я ничего ей не говорил. На фоне того, что она уже осознала мое прозрение там, в подвальчике, было бы вполне логичным, чтобы я приступил к разбирательствам. Я всеми своими фибрами чувствовал, что все это время она готовилась к такому разговору. А сейчас места себе не находила, недоумевала страшно, что же я ничего такого не говорю, ни о чем ее не расспрашиваю и совершенно этим вопросом не интересуюсь. Я просто кожей чувствовал, как она хотела, просто жаждала, чтобы я хоть что-то сказал, пусть и вскользь, а я иду – и хоть бы хны! Как будто ни о каком прозрении и речи нет. Спроси она меня напрямую – чего никак нельзя было предположить, естественно, – относительно этого прозрения, я бы ей сказал: «Да о чем ты, дорогуша?! Какое такое прозрение?! Чье прозрение? Да что ты, милая?» Нет, ну она же не могла «упасть» до такого выпытывания, даже и под пушечным дулом находясь.
Одним словом, ни слова не сказал за все это время. Она отодвинула вопрос прозрения в сторону и начала предпринимать попытки завязать разговор насчет погоды и прочей ерунды, в диалог увлечь пыталась любыми способами, а я как рыба об лед, иногда только, когда уж совсем нельзя было отмолчаться, только звуками отвечал: «А-а-а…» – и зеваю при этом, или: «Хм…» – и растягиваю до невозможности, или кивком головы, или другими невербальными средствами – но ни единого слова! То есть вроде как поддерживаю беседу: «Отчего же, мадам, уж если вам так хочется поговорить… да пыжалста… бога ради… отнюдь не против миленькой беседе поспособствовать!» Мне кажется, ей даже обидно стало. Впрочем нет, не то слово. В том контексте обижаться – ерунда какая-то… Она реальную почувствовала опасность, ей
Так проходит мирская слава (лат.)
