оставалась певицей в кабаках, и хоть ее жизнь казалась ей привлекательной и наполненной новых событий, Ману не оставляло чувство того, что ее собственное время проходит впустую, и она до сих пор не сделала ничего выдающегося. Мария Ньевес вздохнула, прикрыла глаза, а потом, глядя прямо на мать Анхелику, сказала:
– Да, пригласите меня на торжество Святой Смерти, кем бы она ни была.
Мать Анхелика, растерявшись, захлопала глазами, потом расхохоталась и по-детски закружила Марию Ньевес в своих сильных, несмотря на небольшой размер, руках. И подземелье осветилось той радостью, какая излучалась из глаз трех женщин, наконец-то обретших друг друга.
Тем временем сестра Инес стояла у калитки и тихо шептала мужчине в черной бандане и в кожанке, похожего то ли на байкера, то ли на члена картеля:
– Она здесь.
– Похоже, она согласится, как ты считаешь? – осклабился он, и круто повернувшись на высоких каблуках, зашагал прочь от колонн, увитых виноградными лозами Господа Нашего Иисуса Христа на свет, падавший на его длинные каштановые волосы.
IV
Он учил русский язык по классическим произведениям, фильмам и даже песням. Предпочитал отыскивать самые старые: «Улица, у-ли-ца, ты, брат, пьяна!», например, пел он, возвращаясь с курсов по маркетингу, который вел индиец из самой натуральной Индии, что было необычно в их краях, да еще и какой-то подозрительно белый. Сидит себе со своей хипстерской кружкой из «Старбакса» и воображает, что по-прежнему находится на гребне волны. Ну-ну. Ему казалось старомодным называть друг друга на «ты» и «чувак» при общении с преподавателями. Он хотел, чтобы в мире появилось больше уважения.
Именно поэтому он в свободное от работы время тренировал удар, а также молился, пытаясь еще и освоить гитару. Должен же истинный кастилец прикоснуться к своим корням. А он был урожденный сын Испании, которого за каким-то чертом однажды понесло сюда учиться, да так и оставило. Он шел по улице, откидывая свои каштановые волосы, которые сильно отросли и теперь забирались ему в глаза, и думал о том, почему и как факультет философии не помог ему в выборе дальнейшей профессии, почему он сейчас просиживал задницу на этих курсах и зачем вообще расстался с той девушкой, ради которой уехал в Мексику.
Рядом с ним высился здоровенный дом реабилитации для наркоманов с роскошным патио, в котором ему как-то довелось побывать, сопровождая отца Педро – такое милое стандартное имя для священника – проповедовать слово Божье заблудшим. Там его встретила полубезумная старая женщина, которая взяла его за рукав, поводив загадочно глазами из стороны в сторону, как будто их кто-то собирался подслушивать (уж не ЦРУ ли?) и спросила:
– Вы здесь впервые?
– Как и вы, сеньора, – ответил он, слегка пожав плечами.
– Значит, впервые, но иногда возвращаетесь, – добавила она, хихикнув и выпучив глаза. – Samarian Gold, не так ли?
Тут он чуть не вышел из себя,
