сказ. Понятно ли я рассказал?
– Не все я понял, – ответил комес Склир.
– Ты остр умом, обдумай и согласишься, – сказал Ростислав. – Я еще с тобой поделюсь. Здешняя тмутараканская вольница какова? В каждом ангел с дьяволом так переплелись, что сам тмутараканец не поймет, где один, где другой. Такой за тебя жизнь отдаст и сам у тебя жизнь отнимет. Какая же наука ими править, с ними жить? Не мешай им, делай по чести, не скрывайся, не прячься. За правду, за свою правду они море горстями вычерпают.
– А твоя дружина, что пришлая здесь? – спросил Склир.
– Видно, все одинаковы. Ссор не было, сжились. Им нет нужды рассуждать, они поступают по своей воле.
– Да, – сказал Склир, на минуту забывший о себе, – у каждого своя правда…
– Вот и верно. Мы соседи с вашей Таврией. Свою правду я вам не навяжу. Вы мою правду уважайте. Не годится силой навязываться. Быка седлай не седлай – все равно не поскачешь.
Князь Ростислав рассмеялся собственной шутке. Склир вежливо вторил.
– Гляди-ка! Уж ночь! – воскликнул Ростислав.
Солнце западало за таврийские холмы, и свет в узких окнах посерел.
– Заговорились, гость дорогой, – сказал Ростислав, вставая. – За обещанье помощи благодарю. Хоть и не нужно, да любо мне знать рядом с собой доброхотного соседа. Передай мою благодарность Наместнику Поликарпосу. И не взыщи на угощение.
– Я всем доволен, князь, – возразил Склир. – Позволь мне завтра отбыть в Херсонес.
– Не буду тебя удерживать, – согласился Ростислав. – Завтра Тмутаракань даст тебе пир – и плыви с Богом.
Ход из отведенных грекам покоев вел прямо во двор. Со двора князь Ростислав по деревянной лестнице, приложенной к глухой каменной стене, поднялся на крышу второго яруса, а оттуда по второй лестнице – на вышку.
Княжой двор, ставленный еще до Мстислава Красивого, переделывался, исправлялся, поправлялся, перестраивался, надстраивался бог весть сколько раз. Кто только не прикладывал руку к ходам-переходам, добавлял пристройки, набавлял светелку иль башенку, закладывал старые окна и двери, пробивал новые, портил либо украшал по собственному вкусу.
Вышку-надстройку придумал какой-то из Ярославовых посадников. Сам княжой двор стоял на высоком месте, и с вышки во все стороны, на сушу, на море, было видать, насколько хватало силы зрения. Зато и посадник на вышке красовался петухом на скирде, по слову язвительных тмутараканцев, и сохранился в памяти не именем, а кличкой – Петух.
В душные ночи тмутараканский люд выбирался спать во дворы, в сады, а князь Ростиславу полюбилось спать здесь, под звездой, на широкой площадке, обрамленной частыми балясинами. Свежо, и нет комаров – высоковато для слабых крыльев докучливых кровопийцев. Догадливый слуга, успев приготовить княжью постель, дожидался, зевая. Отпустив его, Ростислав быстро разделся. Летняя ночь коротка, день длинен, нарушенная привычка
