посещали маргинальные элементы. Вполне себе “проходной притон”.
За хлипкой дверью раздались шаркающие шаги. Светлое пятнышко глазка потемнело. Ага… Злодей смотрит на гостя… Продавать ему самогон или нет. На этаж ниже притаился участковый Осинкин. Дядя Петя напялил спортивный костюм. Когда-то, наверное, он был ему впору, но теперь его арбузный живот плохо вписывался в олимпийку. Растягивал её в районе талии до диаметра фляги. Смотрелось очень эпично, хоть и не по-спортивному. Рядом с Осинкиным притаились два внештатника, которых дядя Петя сразу взял в качестве карманных понятых. Удобно, когда свои понятые всегда под рукой. Мужики взрослые, но в глазах огонёк горит, будто не самогонщика пошли ловить, а самого Горбатого… Ну или сразу всю банду Черных кошек.
– Кто там? – проскрипел за дверью старушечий голос.
Ё-моё… Злодей оказался бабулькой. Надеюсь, похожей на Бабу-ягу.
Ну, Осинкин, ну паразит! Почему сразу не предупредил? В мою бытность за самогоноварение ответственности не было, поэтому в моём представлении самогонщик виделся здоровенным Моргуновым в папахе и с усами Гитлера. А тут бабушка… Тьфу ты, блин… Но отступать поздно, “маховик системы закрутился”. Назад пути нет. Понятые расстроятся, если без добычи вернутся. Что они потом на заводе в курилке рассказывать будут?
– Мать, – голосом уставшего путника проговорил я. – Открой дверь, я по делу.
– По какому делу? – невидимый глаз продолжал меня разглядывать в линзованную дырку.
Я даже, как бы случайно, отошёл назад и встал под лампу, чтобы меня лучше было видно. Что не злодей, не маньяк и не дай бог – не мент…
Потом с заговорщическим видом достал из-за пазухи пустой “шкалик” и повертел им перед глазком, а на морду накинул просящее выражение.
Щёлк! – замок открылся, и дверь распахнулась. Чуть сгорбленная бабушка с узлом седых волос на затылке, внимательно осмотрела меня выцветшими глазами. Морщины на лбу подозрительно на меня хмурились.
– Заходи! – “предпринимательница” впустила меня внутрь. – Откуда узнал про меня?
– Так Петрович проболтался, – выдал я.
– Какой Петрович? – насторожилась бабка.
Я хлопнул себя по лбу.
– Да не Петрович, это брат у него Петрович, путаю их все время, Василич, – я перебрал, на мой взгляд, самые распространенные отчества.
– А-а-а… – закивала бабуля, уже расслабившись. – Вот паскуда, говорила же ему, не веди новеньких. Я, молодой человек, только своим продаю, сам понимаешь, время сейчас такое. А мне внука тянуть надо.
– Внука? – удивился я. – А родители его что?
Квартирка выглядела убогой, но чистенькой. Обои двадцатилетней давности местами затёрлись до штукатурки. Крашеный пол облупился. На побеленном потолке вместо люстры болталась одинокая лампочка на заляпанном извёсткой чёрном проводе.
В коридор выскочил малец лет пяти-шести в черных трусах и белой майке. Увидев меня, он обрадовался, будто встретил детсадовского друга:
– Дядь,
