Себастьян сделал вывод о том, что, скорее всего, та самая «Третья городская» имела самое непосредственное отношение к «строгой врачебной интеллигенции».
Как вскоре выяснилось, Мартин был не только искусным рассказчиком, но и вообще был охоч до болтовни. Болтал он практически со всем, что движется и не движется: с Ласточкой, с коровами, с зеркалом, сам с собой. Из домочадцев больше всего «общения» доставалось Стефаниде, особенно по воскресным дням, когда она занималась обязательными домашними хлопотами.
Стоило Мартину вернуться из Города, как он принимался жужжать ей над ухом, сильно сбивая с привычного настроя и путаясь под ногами.
Вконец устав от назойливого «выходного общества», Стефанида поинтересовалась, почему Мартин не ходит на молодежные гулянья, на что тот лишь озадаченно вытаращил ярко-синие глаза и захлопал длинными изогнутыми ресницами. Поняв очевидное, Стефанида пояснила, что у них в деревне по субботам и воскресеньям недалеко от Площади, есть место, где молодежь собирается на Веселье.
– Сходи, – предложила она, – чего дома за зря сидеть? Ты парень молодой, холостой, общительный, тебе дома грех сидеть. С ровесниками познакомишься, может, и невесту себе там подыщешь…
Мартин брезгливо скривился и обратил на Стефаниду пристальный сапфирово-синий искрящийся взор.
– Maiore longinquo reverentia (лат. Отдаленность увеличивает почетность)! – заявил он и премило заулыбался, кокетливо помахивая длинными изогнутыми ресницами, а после кротко откланялся и отправился читать в сад под яблони.
Тем не менее, гулять за пределами дома в воскресные дни Мартин все-таки начал. Правда, гулял он всегда по одному маршруту, а именно до больницы, а там мимо кладбища, вдоль окраины леса. Прогулки эти носили весьма полезный характер, потому что во время них Мартин собирал ту самую ромашку для приготовления «панацеи от всех заболеваний».
Всякий раз, возвращаясь с набитой до верха корзиной, он обязательно одаривал Лючию свежим венком из полевых цветов, трав и листьев, а также всякий раз ставил на подоконнике кухни, а также в комнатах Себастьяна и Лючии вазочки со свежими букетиками все из тех же ромашек.
В семье Карди к цветам относились совершенно равнодушно. Эти букетики, пусть и полевых, но все же цветов поначалу были удивительным новшеством, однако к этому чудачеству семейство Карди быстро привыкло и уже не обращало на то никакого внимания.
Частенько по время «прогулок» Мартин краем глаза замечал суетливо мелькающий в лесу маленький силуэт в зеленом платье, а также доносилась неспешная беседа девушки с самой собой, имевшая престранный характер бредового происхождения, но чаще всего девушка просто пела.
При всей своей заинтересованности знакомиться Мартин не подходил. Он просто с любопытством наблюдал за действиями этого «маленького и довольно шустрого создания», которое как вскоре выяснилось, тоже занималась собирательством, но, в отличии от него самого, собирала абсолютно все, что годилось для гербария.
