во сне я нахожусь.
– Во сне? – переспросил щёголь. – А вот я сейчас дам тебе в репу и узнаешь, какой это сон.
И, не раздумывая, он хлёстко ударил кулаком в нос Сидоркина. Полилась кровь.
– Ну как сон? – как ни в чём не бывало спросил Мокрицкий.
– Сволочь, – пробормотал Сидоркин, утираясь носовым платком, – мало я тебя уволил. Надо было вообще посадить.
– Кто бы говорил, – не согласился Мокрицкий, – карьеру благодаря мне сделал, патенты мои себе присвоил. А докторскую кто тебе написал? Ты думаешь, я и сейчас буду всё это молча проглатывать? Не дождёшься! Здесь я выскажу тебе всё.
– Тоже мне, святой нашёлся, – огрызнулся Сидоркин, – можно подумать, ты чужие патенты не присваивал, когда был главным инженером. Правильно тебя Пинчук разжаловал.
– А ты чего, подлизаться ко мне захотел? – встрял в разговор упомянутый Пинчук. – Не поздно ли опомнился? А то, что твои мозги ни на что, кроме плетения интриг, не способны, так это не только Мокрицкий знает.
– Шли бы вы отсюда, – с ненавистью процедил Сидоркин. – Видеть вас не могу.
– Куда ж мы пойдём? – с издёвкой в голосе спросил Щукин. – Тут другие командуют. Как решат, так и будет. Так что, господин генеральный директор, пора забыть свой начальственный тон.
– А кто командует-то? – простодушно спросил Сидоркин. – Как с ними связаться?
– Ты никак их кинуть собрался, как меня? – предположил банкир.
– Да что кинуть! Подсесть вздумал, как меня, и занять их место, – вставил Пинчук.
– Владыкой морским решил стать наш карьерист, как в сказке Пушкина, – добавил Мокрицкий.
– Нет, поговорить просто хотел, – попытался оправдаться Сидоркин, – чтоб перевели в другую камеру или как это называется? Где мы сидим?
– А зачем тебе в другую камеру? – не унимался Щукин. – Тут и светло, и чисто.
– Чтоб вас не видеть.
– А придётся видеть, – продолжал издеваться банкир.
– Стерпится, слюбится, – добавил Мокрицкий.
– Выпустите меня отсюда! – в отчаянии закричал Сидоркин и стал молотить кулаками по стене. Но кулаки, хотя стены производили впечатление матового стекла, словно ударяли в подушку, не производя ни малейшего звука.
– Обязательно выпустят. Переведут к чертям за хорошее поведение, которые будут жарить тебя на сковородке, – изрёк Щукин.
– На медленном огне, – добавил Пинчук.
– И палкой с шипами в прямой кишке будут ковыряться, – осклабился Мокрицкий.
– А-а-а, – заорал Сидоркин и разрыдался.
– Никогда бы не подумал, что, находясь здесь, можно получать такой кайф, – сказал сияющий Щукин, жадно наблюдая страдания генерального директора.
Сверкающие глаза остальных красноречиво говорили о том, что банкир выразил общее мнение.
Однако вскоре настроение Сидоркина поменялось на противоположное.
