кто за собой всегдавели полки,
Кто обещал разрушить все основы, у Стикса бродят, рядом, у реки.
Душа устала, в скорби и печали, чем дальше путь, тем ближе
ось земли,
Ей не пройти, с другими сосчитали и место ей поглубже
предрекли.
Вот лицемеры всех мастей без масок, здесь их полно, их сотни,
миллион.
Маршрут дальнейший с каждым шагом вязок, быть может,
разум в морок погружён?
И вот последний круг намечен сразу, здесь мрак и холод,
вечная тоска,
Невыносима мука тех, кто был наказан, ужель и ей награда
так горька?
И возопила в страхе божьем к року: «Я не хочу, верни меня пока».
И свет возник, пришла она к порогу. «Я не хочу!» —
кричит издалека.
И что такое? Вдруг исчезла разом вся эта муть, волнение и позор,
Над телом лампа слепит ярким глазом, склонились люди,
стены, коридор.
Тяжёлый вздох ритмично отмеряет, каких-то трубок, склянок,
аппарат,
Она внутри, спокойно примеряет одежды тела сверху и до пят.
А на стекле ползёт, всё видит муха, она лазутчик, сразу донесёт,
Что всё нормально, и не так уж глухо, и в этот раз, быть может,
пронесёт.
Цветок стоит в графине молча рядом, расцвёл сегодня, гости
принесли.
Душа спокойна, тело мутным взглядом на мир взглянуло. Боже,
сохрани.
О памяти смертной
Где надо будет умереть? Вопрос не праздный, между прочим,
Дойти до точки и созреть. Упасть, как яблоко, подточен.
В больнице, дома иль в пути, средь близких, скорбно
окружённый,
В
