– странная для этого странного места женщина, действительно любит курить. Иногда мне кажется, что она вовсе не выпускает сигарету из пухлых пальцев. Иногда мне кажется, что сигареты – единственное весомое, что осталось в её разбитой жизни… именно разбитой. На периоды «до» и «после». Последний такой период начался с попадания в город Женщин, где мужчины, оставленные на уровне интеллектуального развития трехлетних детей, вкалывают на эфемерных рудниках. Гала рассказывает мне об этом то, что сама знает…
Мы пережили послеполуночный час пик и теперь сидим за баром. Каким-то чудом прозрачные окна выходят на пустошь, с которой видно, как колесо огня и жизни выкатывается из-за границы тьмы. Гала, уперевшись локтями о стойку, берет пачку сигарет, открывает её и достаёт оттуда две последних. Одну она потягивает мне.
– Но я не…
– Не обсуждается.
Её голос, подобный голосу божественной блюз-солистки, отсекает любые варианты отказа. Она подкуривает сама и передаёт зажигалку мне. Откашливаюсь после первой затяжки, заставляя Галу довольно улыбнуться.
– Спасибо, – произносит она в тот момент, как её стеклянные, полные усталости глаза сверлят небольшую каёмку диска. – Спасибо, что позволил мне прочувствовать этот момент… последняя сигарета и рассвет… это – божественная рапсодия тоски в нашем дерьмовом мире фальшивых улыбок.– Долгая затяжка и тишина. Столь многословная тишина.
День восемьдесят седьмой.
«Подойди ко мне,
Поцелуй в шею,
Подарю тебе,
Шрам на сердце»
Впервые я услышал, как поёт Гала, в тот момент, когда она пригласила в свой бар «Сигарет-ка» женский блюзовый квартет. Это было великолепно! Раньше… я видел лишь разновозрастных, зачастую помятых, нередко крайне побитых жизнью мужчин, которые рассказывали о себе, о мире, о несправедливости и о розовых очках.
Гала затянула своим хриплым голосом, который пробрал до мурашек, и только теперь я понял, что вновь способен чувствовать. Я вышел из анабиоза, в котором находился…
«Ты точно этого хочешь?»
«Это больно!»
«Это скребёт изнутри!»
Мой психоз активизировался. До этого некоторое время он молчал, не поднимая головы, не расправляя плеч.
«К тебе вернётся…»
«Все вернётся…»
«И нерешительность…»
«И паранойя…»
«И страх…»
Множеством голосов, множеством эхо говорила со мной моя проблема.
«На пороге было так много цветов… – внезапно вспомнил я своё возвращение домой и почувствовал длинную, раскалённую добела иглу, минующую рёбра. – Я. Хочу. Домой», – проскочила мысль, и Гала подхватила её строчкой своей песни.
– Я не знаю, где мой дом, – в унисон с моими мыслями пела эмигрантка из внешнего мира.
День восемьдесят восьмой.
– Прощай…
