и не отрицала, что считала Катю и Миру не ровней себе, ведь Катя была продавцом в цветочном магазине, а Мира барменом в развлекательном центре. «Мне просто не о чем с ними говорить, у нас несколько разные взгляды на жизнь», – говорила мне Алина. – «А вот твои друзья мне нравятся, они могли бы найти себе кого-то более… интересного.» Если честно, то иногда меня удивляло, что Алина обратила на меня своё внимание, а потом и даже полюбила такого вполне себе простого парня, как я. Ведь я не занимал никакой руководящей должности, зарплата моя, конечно, была выше средней по городу, но богачом я отнюдь не был. Даже на свою квартиру заработал не сам. Мой отец, царство ему небесное, был профессором и доктором наук, квартира досталась мне от него в наследство. Отец развёлся с матерью и уехал в столицу нашей необъятной Родины, когда мне было тринадцать. Там он снова женился, родил двух детей и благополучно скончался в возрасте шестидесяти лет от инфаркта. Со своими братьями и сёстрами я лично знаком не был, отец не посчитал нужным нас познакомить, да я и сам не стремился к общению с новыми родственниками, слишком уж мама была обижена на отца. Моя дорогая матушка тоже недолго не прожила на этом свете, она умерла, когда мне исполнился 21 год, просто однажды не проснулась утром. Так что в этом мире до встречи с Алиной я был один-одинёшенек. Конечно, друзья у меня были и есть, но они уже успели обзавестись семьями, поэтому виделись мы не так часто, как мне бы того хотелось.
Но Алина меня любила, она в самом деле любила меня, странно, непонятно, необъяснимо, но я знал, что она меня любит, не чувствовал – знал. Знал – по обеспокоенному голосу в телефонной трубке, когда задерживался, знал – по восторженному взгляду при неожиданной случайной встрече на улице, по приготовленному любимому блюду после тяжёлого трудового дня, по выглаженной рубашке к деловому обеду. Я знал, и поэтому не мог просто так уйти. От любимых не уходят, но от любящих тоже тяжело уйти, слишком стыдно, до отвращения к себе совестно. К тому же я всё-таки любил Алину, может быть, мой чувство к ней и не было чувством трепетной и страстной любви, но я и в самом деле очень тепло к ней относился, как же иначе, ведь я позвал её за меня замуж, а мужчины рода Скорняк абы кого замуж не зовут.
Мой дед, например, зимой в сорокаградусные морозы ездил на лыжах к моей бабке в соседнюю деревню. Тогда, конечно, они ещё не знали, что будут моими дедом и бабкой, они были молоды и влюблены. А моя бабушка, царство ей небесное, была доброй и умной женщиной. Ради такой стояло ездить на лыжах в деревню. Конечно, Алине до бабушки далеко, но, повторюсь, я знал, что она меня любит, также, как знал, что дважды два будет четыре. По крайней мере, в десятичной системе счисления.
Конечно, я встретился с той самой Надеждой, которая и порекомендовала Насте Анну в качестве реставратора. Настя сказала мне, что Надежда очень своеообразная девушка. Я это понял сразу. Она мне показалась какой-то воинствующей феминисткой. Как такая хрупкая, трепетная, творческая Анна могла дружить с
