тобой.
Он тогда не знал, что видит её в последний раз.
Антон
Москва
Завтраки в семье Троицких были практически священной традицией.
Обедал каждый вне дома: отец у себя в офисе, мать в редакции, Зайка в школьной столовой, а Антон где придётся. Когда учился в Плешке,5 перекусывал в тамошнем буфете или в ближайшем кафе с друзьями, а иногда и вовсе пренебрегал полноценным обедом, обходясь какой-нибудь шаурмой или сосиской в тесте. Ужины тоже проходили без него – все вечера Антона были заняты репетициями в гараже или выступлениями. Но завтрак… завтрак непременно полагалось вкушать дома, в кругу близких, и никакие отговорки тут не прокатывали.
Мать уверяла, что совместные утренние трапезы помогают сплотить и сблизить всех членов семьи, отец важно кивал, подтверждая справедливость её слов, а Зайка… Зайка была ещё слишком мелкая и дурная, чтобы всерьёз размышлять над этой семейной философией, и просто принимала навязанную родителями традицию как должное.
Антон был совой. Стопроцентной, классической совой. По утрам кусок не лез ему в горло, и вообще любая суета вокруг и мельтешение перед глазами «с ранья» дико раздражали. А мать суетилась. Ужасно суетилась! Гремела посудой, безостановочно передвигала по столу какие-то нескончаемые тарелки, вилки, чашки, то подкладывала всем хлеб, то хлопала дверцей буфета, то неслась к холодильнику, чтобы достать масло, сыр или сметану… и щебетала, щебетала, щебетала, аки пташка. У Антона начинала болеть голова уже спустя пять минут после появления на кухне.
Отец, напротив, был полон сил и энергии с самого утра (родители вообще представляли собой до отвращения идеальную пару) и вполне мог с аппетитом завтракать котлетами и макаронами. От густых жирных запахов, доносящихся с его тарелки, Антона натурально мутило, как беременную при токсикозе. Всё, что ему было нужно по утрам – это кофе. Крепкий несладкий кофе, и чтобы все оставили его наконец в покое, а не лезли с дурацкими вопросами: «Ты чего кислый такой? Не выспался?»
Сегодняшнее утро не стало исключением.
– Витя, пока у меня всё разогревается, съешь бутеброд, – ласково увещевала мать, помешивая на шкворчащей сковородке жареную картошку с мясом, в то время как отец следил за её действиями голодным взглядом. – Антоша, положить тебе тоже картошечки? Хоть немного.
– Мам, – скривился Антон, – ну ты ведь знаешь, что я не буду. Зачем спрашивать?
– Я же переживаю за тебя! – огорчённо отозвалась мать. – Вот как это: уйти из дома с пустым желудком и потом весь день питаться чем попало – сухомяткой на бегу… Заработаешь себе язву, не приведи господи.
– Я. Не буду. Есть, – внятно повторил Антон, внутренне закипая. – Неужели нельзя хотя бы сейчас не выносить мне мозг? Ты ведь в курсе, какой у меня сегодня важный день, но делаешь вид,
