потоптался у стола, повздыхал.
– Ты меня включишь в бригаду лечащих?
Мальгин с трудом вернулся из глубин памяти.
– Я хотел бы попасть в ПР-группу.
Клим наконец выключил информпрограмму, вскинул на нейрохирурга затуманенные глаза.
– Надеюсь, у тебя есть основания?
– Ну, я думаю… считаю, что я… хороший специалист, врач…
Мальгин вздохнул.
– Ты же знаешь, что этого недостаточно, Иван. Ответственность за лечение таких пациентов, как Шаламов, требует полной отдачи, колоссального опыта и знаний.
– Что я, по-твоему, не лечил никого? – насупился Заремба. – А кто оперировал Кадовски? Кто поставил правильный диагноз Ламбергу?
– Ты. – Мальгин снова вздохнул. – Но ты пока умудряешься брать на себя больше, чем можешь унести. К тому же Таланов уже назначил бригаду операционников.
– И кто в нее вошел?
– Готард, я и… как его, врач-спасатель Джума Хан. Трое.
– Мне этот индеец не показался опытным. – Заремба покривил губы. – К тому же трое в группе – мало. Могу заменить индейца.
– Он афганец.
– Какая разница? Значит, не берешь?
Мальгин тронул сенсор вызова, отрицательно качнул головой.
– Ты даже не представляешь, какой это трудный случай. Не знаю, как Готард и Джума, но я… я просто боюсь давать прогнозы.
«Знал бы ты, что я испытываю, – с тоской подумал он. – Умирает человек, который был моим другом, не подозревая, что мы давно враги! Умирает исключительно коммуникабельный человек, которого все любили и всегда ждали. Умирает тот, кто, не дрогнув, пожертвовал собой, спасая маатанина, совершенно чужое разумное существо, не способное на ответное благородство. И наконец, умирает тот, к кому ушла жена, превыше всего в жизни ставящая честность отношений, какой бы ни была цена… Что будет, если Даниил умрет? Вернется ли она? И что будет, если он все-таки выживет?..»
Над «глазом» виома развернулся объем изображения с головой Стобецкого.
– Давайте поработаем вместе, – сказал Мальгин. – Мне некуда деться.
– Успеешь поработать, – недовольно проговорил Готард. – Через пару часов я дам предварительный вывод.
– И все же я подключусь в параллель. Извините, Готард, но у меня есть свои резоны… Этот человек… мой злейший друг.
Стобецкий пожевал губами, хмурясь, нехотя кивнул. Потом не удержался от ехидной тирады:
– Боишься, что на стадии прогноза не учту какую-нибудь мелочь? Стобецкий еще не ошибался в анализе.
– Я знаю. – Мальгин остался бесстрастным. – Но решать судьбу этого парня буду, наверное, я.
Виом погас, Стобецкий выключил интерком.
– Индюк, – сказал Заремба простодушно. – Клим, вспомни обо мне, я не подведу. Желаю удачи.
Мальгин остался один. Минут десять он сидел в том
