альтернативах ей думать даже не хотелось. А в голове витала сладкоголосая птица Юность со всеми присущими ей исканиями и искушениями, ошибками и соблазнами. О боже, на ум сразу приходят строки из известной грустной песни: «Как молоды мы были, как яростно любили, как верили в себя…»
– Что с ним? Почему до ручки? Алло, Коль! – настойчиво переспросила жена.
Николай умышленно сделал мхатовскую паузу: ему нравилось видеть супругу взволнованной.
– Да ничего с ним не случилось. Жив и здоров кудрявчик твой. А до ручки дошёл – это выражение такое образное, но в его случае актуальное. Он – обычный сейлз, ручки шариковые продаёт в метро.
– Как, обычные шариковые ручки? – обескураженно переспросила мадам Сабаева.
– Нет, не обычные, а с симпатическими чернилами. Фильм «Гений» помнишь был, с Абдуловым в главной роли?
– Конечно, помню. Так он что, в Москве сейчас живёт? – Факт продажи канцтоваров в метропоездах, похоже, Екатерину уже не особо волновал. – Ты взял его телефон? Надо с ним встретиться, надо его пригласить к нам…
– Кать, мы уже с ним договорились вечером посидеть, а домой как-нибудь уж в другой раз. Ладно, сейчас у меня совещание через 10 минут, давай об этом вечером поговорим. Всё, пока!
Николай имел привычку всегда заканчивать разговоры первым. Будучи по натуре лидером и автократом, он не позволял, чтобы последнее слово оставалось за кем-то другим.
Вытащив из кармана пластиковый магнитный пропуск, он вошёл в стеклянную вертушку многоэтажного офисного центра.
Правило последнего слова в работе у него срабатывало не всегда, поскольку в структуре своего института он был не первым человеком. И чем меньше времени оставалось до начала совещания, тем сильнее укреплялся он в этом мнении. Интуиция подсказывала ему, что сегодня ему придётся снова убедиться в этом.
Катя, положив трубку, в растерянности подошла к малолетним сыновьям, погладила каждого по головке. Алексей и Елисей бодро резвились с игрушками на тёплом пушистом ковре. В силу своего кефирного возраста, они не заметили перемену в настроении мамы. Она меж тем вытащила из стенки альбом со старыми фотографиями. Часть снимков даже не была приклеена и лежала просто так, мелкой стопочкой. Среди них она и нашла то единственное фото, где они всей группой стоят на крыльце института. Вроде бы больше 20 лет прошло с момента съёмок, а сердце при взгляде на этот кусочек глянцевой бумаги взволновалось.
В кадре Катя оказалась стоящей как раз между Артуром и Николаем. Бедное постперестроечное время. Пуховики ядовитых расцветок, дешёвенькие джинсы и слаксы, дутые синие сапоги, яркие полиэтиленовые пакеты с тетрадками и учебниками внутри, – всё это на чёрно-белой фотографии сливалось в усреднённое серое месиво. Единственное, на что она сейчас обратила внимание, – это глаза. Глаза живые, молодые, ещё не видевшие жизни. Что-то безвозвратно утраченное было в этих светлых, полных наивности взорах. Впереди была жизнь, впереди была любовь, впереди была радость.
Неужели
