в другой эпохе. Я не сразу смог понять, в чем дело. Как ни отличен здешний пейзаж от привычного, умбрского, ничего особо экзотического в нем не было: горы, сосновые рощи и леса, виноградники, стада обычных коз или овец под присмотром обычных пастухов. Сонные деревни. Мандариновые сады. Пожилые женщины в черном бредут из церкви, старики в кепках греются на солнце. Здесь еще даже пальмы не встречаются. Обыкновенная Италия, как на картинке. Но ощущение какого-то иного мира не покидало меня, ни на мгновение. Сперва я думал, это связано с тем, как нервничала Паола – и перед поездкой, и сейчас. Ее беспокойство передалось и мне – отчасти потому, что я так и не смог до конца определить его причину. Впрочем, я давно решил для себя, что она стесняется той среды, из которой вышла, а, может быть, пытается отгородиться от нее, раз и навсегда оставив ее в прошлом. Лишь позже, проведя здесь несколько дней и проанализировав свои впечатления, я осознал, в чем дело. Здешний край сохранил абсолютное неприятие в отношении всего остального мира, он живет своей собственной жизнью, движимый собственными, только ему понятными целями, нечувствительный к любым внешним влияниям.
Еще не побывав на юге, я возомнил, будто понимаю его лучше уроженки Калабрии Паолы. Конечно, говорил я себе, ведь есть две Южных Италии: одна – туристическая, для иностранцев и курортников, с пляжами, пансионатами, лыжными курортами, достопримечательностями и фольклором. Другая – реальная, с безработицей, нарушенной экологией, коза-нострой, каморрой, ндрангетой, с отсталостью и проблемами. О первой пишут в глянцевых журналах и путеводителях, показывают ее в туристических программах. О второй пишут в газетах, показывают ее в криминальных новостях.
– Какие еще проблемы? – сказала как-то Паола на подобные мои рассуждения. – Там так живут, и не воспринимают свою жизнь, как сплошную череду проблем. Ндрангета проблема для севера, а в Калабрии она часть общества. Ндрангета продвигала Версаче. Он ведь был из Реджо-ди-Калабрия. Местная коска финансировала его в самом начале карьеры. Без денег ндрангеты он бы ничего не добился. Ндрангета финансирует политиков из местных, они попадают в региональные советы, в Парламент, и защищают там интересы области.
– То есть, интересы ндрангеты, – съязвил я.
Паола пожала плечами. Я снисходительно улыбнулся ее наивности. Мне еще только предстояло узнать, кто из нас по-настоящему наивен.
Да, туристу, посещающему Калабрию, сложно заметить ндрангету – где она там начинается. Но однажды с нею столкнувшись, невозможно найти, где она кончается. Она бесконечна. Паола показала мне в своем Чуриту дом местного босса ндрангеты. Я поначалу воспринял это лишь как некую особо экзотичную достопримечательность.
Мы въехали в городок на горном склоне над рекой. Мрачноватые каменные дома, безлюдные улицы, тянущиеся к центральной площади с церковью. Я обратил внимание на нарядную виллу, выделявшуюся и нездешним дизайном, и положением на самом возвышенном месте, чуть в стороне от остальных
