ты! Энштейн наш доморощенный. Сам, ведь рыбина, мне вещал, что в середину любого текста можно вставить любые ахинейные строки. Очень-де может быть клёво и полезно. Как теперь выражаются – прикольно. И тем самым проверить аудиторию возможную на «вшивость».
А попросту узнать: будет кто читать содеянное, иль дураков не сыщется.
– Так это, ведь, я ж тебе, старательный наш, в «диссерт» твой советовал пристроить. Не более того. – Потешался Петухович.
– Опять ты всё перепутал и, как говорится: «заставь дурака…».
Боже ж ты мой! Как же прекрасно было вот так вот просто трепаться с ним, вроде бы, и ни о чём. За стакашиком вина.
Продолжал я изображать придурковато. На большее моих достоинств и не шибко-то хватало:
– Ну, вот я и вставил. И там, и там. С «кирпичиком» кандидатским ты на все сто в правоте оказался. А с «Мелодрамой»? Так и её похоже ты в едином числе только бдел. Пребудет, видимо, так и дальше у меня. Знать судьба такая, – посетовал я горько-прегорько.
Так в действительности и вытанцовывалось.
Жека собой являл прям-таки «энштейна» молодости нашей. Теорию про относительность загадочную читал в городском транспорте. Смеялся там чему-то, сучок. Осталось это ихней с Альбертом тайной. Мы – не завидовали.
Каждый из нас гордился в душе где-то: вишь, с каким дружком свела чудесница-судьба.
Над моим «опусом» Петух тоже вот стебается. Это я себе так размышляю. И как же мне в итоге быть? Заткнуться что ли? А пожалуй, что и ни в коем случае.
А ещё сдаётся мне сейчас, что Жека в альбертовых «опусах» чего-то там о коллайдере швейцарском вызнал. Потому и хихикал. Сейчас уж – не узнаешь. Одно радует: раз хихикал (а не матерился), то надежда у нас ещё имеется. Если не загадим всю планету окончательно.
Поразмыслив так, принял я тоже «33»-го каплю.
Жека его докончил. И меня, благодаря ему – «портвагену» – благодушно наставлял на путь истинный:
– Пиши незатейлево. Как чукча песнь. Что видит – то и поёт. Друг наш Алька бутылкой по Петропавловке стукнул, помнишь? Чтоб пробку выбить?
И-то она обиделась. Крепость Петрова. Пузырь разбился, Альке руку полоснул, но… Не отрезал, ведь, ручонку-то. А мог запросто. Об этом вот и пиши. Или вы, опять с ним же да с Лёхой-Шлангом, палкой мне («ножкой от стула» – уточнил я), ножкой так ножкой, не суть, по башке настучали.
Чтоб мне больничный сделать. Сделали! Экзамен я потом пересдал. Но, надо сказать, как в тумане. А мог бы и вовсе дураком остаться. Пиши и об этом. А в Армии Советской, а? Ты с дружками своими пистолеты скомуниздил и пропил. Так ведь? И мне даже не признаёшься по сю пору. Вот и об этом пиши. И всё это излагай просто. Доходчиво. Не разводи философий-то. Чай, не Тургенев, слава Богу. А пока за эту мою рецензию тебе – дуй в лобаз. Опять твой черёд.
Да, Жека, да…
Изложил я всё это. Написал: как ты учил, как я смог. А кто читает?
Кому это всё нужно?
Вот только дочку-Настьку обмануть удалось. Сказал, что написал
