перил пролегла невидимая граница.
Тойво ждал меня. Он не изменился за годы, хотя что мы знаем про течение Их времени?
Странный вышел разговор. Нет, Глумов не выглядел рассеянным или невнимательным и не собирался исчезать. Просто набегала изредка на его лицо тень удивления. Не знаю, можно ли этим гордиться, но он явно испытывал ко мне пиетет. Так гениальный математик, наверное, относится к Учителю, преподавшему ему когда-то азы сложения.
– А ведь за мной должок, шеф, – сказал вдруг он. – Вы помните?
Я помнил. я помнил об этом всегда после Большого Откровения и их ухода. О чём немедленно сообщил.
Почему Тойво решил заполнить те лакуны? Ведал ли об этом Логовенко, или среди метагомов исчезло само понятие подчинённости? Не знаю. Стёртые куски касались в основном судеб присутствующих, но нас интересует конец разговора. Вернее, демонстрации.
Я оформил её в виде реконструкции. Ты помнишь это моё увлечение, да?
Реконструкция.
20** год, Земля, город Н.
Сопровождение брать не стали, отправились на машине Свенсона. «Ни к чему, – сказал он, – это приватный визит». За окном медленно тянулась набережная, недоуменно выглядывала из-под снега сочная зелень пальм, а за парапетом лениво колыхалось серое море.
– Часто у вас такое? – вежливо спросил Мария.
– Что вы, – удивился Свенсон. – Курорт, какие холода? Лет десять назад было что-то похожее, но не так. Вы приехали в неудачное время, видите, как оно сложилось?
– Вы не похожи на скандинава, – сказал Мария.
Свенсон оскалился. Черноволосый, смуглый, с упрямой синевой на свежевыбритых щеках, он больше походил на турка.
– Я получился в маму, – весело ответил он. – Она турчанка, а папа – швед. Они познакомились во время переворота. Мама, горячая восточная красавица, она и сейчас красива, а уж тогда-то… и он – монументальный северянин, могучий и неразговорчивый; энтузиазм, стрельба, боевые вертолёты… Знаете, как это бывает?
В самом деле турок, отметил Мария, он не забыл ещё физиогномику, это приятно.
– Переворота?
– Так теперь называют события, когда скинули хунту. Некоторые тоскуют по старым временам. Говорят, был порядок.
– Да, – согласился Мария и замолчал.
«Пансионат доктора Эрдмана» спрятался в уютном парке, среди старых платанов. Дорожки почистили, служители сгребали снег, тарахтел мини-трактор, и вообще царила суета как всякий раз, когда внезапно нарушается привычное течение дел.
Охранник на входе долго изучал их документы, потом говорил по телефону, пожимал плечами. С внутренней стороны фойе маячил усатый толстяк с рацией, его голос не долетал, съеденный мягкой обивкой стен.
– Проходите, – сказал гард, когда толстяк махнул рукой. – Вас ждут.
– Почему так долго? – спросил
