генерального секретаря ЦК ВЛКСМ. Отец принес новорожденного в квартиру «Дома на набережной» в марте 1931 года. Сын от соседей, кто не попал в мясорубку, и отца, вернувшегося с Колымы, узнал то, о чем Юрий Трифонов написал в романе «Дом на набережной и о чем не написал. Соседу, начальнику Московского управления НКВД Реденсу, родственнику Сталина, доставляли на дом в обеденный перерыв смертные приговоры. Он, не теряя аппетит, их подписывал каждодневно, пока сам не попал в проскрипционные списки.
В Московский университет Александру, сыну репрессированного, путь был закрыт. Мильчаков стал инженером, но на заводе работал недолго, хотел писать. Его я встретил на Чистых прудах в редакции «Московской правды», когда случилась вспышка холеры в Москве. Ее не разглашали. Знал о ней Геннадий Проценко, заведующий отделом информации, мой молодой начальник, но написать о холере в органе МГК партии не мог.
– Напиши ты, – дружески посоветовал Мильчакову.
Того словно ветром сдуло. Он провел журналистское расследование, сочинил повесть и сценарий фильма «В город пришла беда». По нему Киевская студия имени Довженко сняла картину, которая на экраны Москвы, как мне помнится, так и не вышла.
То было первое расследование журналиста. Мильчаков написал за свою жизнь много очерков, рассказов, повестей. Помнить будут его не за беллетристику, а за основанный им «Фонд поиска тайных мест захоронения жертв массовых репрессий». Никто до него не знал, где таились фабрики смерти, где братские могилы. Мильчаков понимал, искать надо за чертой Москвы. Известных кладбищ, Донского крематория не могло хватить: в день убивали десятки и сотни приговоренных к смерти. НКВД, карательному Наркомату внутренних дел, принадлежали земли к югу от города, где простирались подсобные хозяйства чекистов, дача наркома НКВД, стрельбище, конюшни в бывшем помещичьем имении Бутово. Там Мильчаков и увидел обнесенный забором с колючей проволокой безлюдный «специальный объект». Пройти за ограду не позволила охрана. Он забор сфотографировал. Другой «объект» обнаружил в десяти километрах от Бутова на землях совхоза НКВД «Коммунарка». Палачи стреляли из наганов в затылок. Хоронили во рвах. Бульдозером засыпали ямы землей.
Зловещий забор в дни перестройки и гласности Мильчаков показал по телевидению, написал обо всем, что узнал, в январе 1990 года в «Вечерней Москве». После запрета КПСС и распада СССР новая власть начала делать то, к чему призывал журналист: открывать архивы, искать документы, согласно которым в одном Бутове расстреляли 20 675 человек.
Сегодня каждый может проехать к расстрельному полигону. Там на политой кровью земле установлен красный камень. Возведен храм в честь Новомучеников. Опубликованы списки убитых. Составлена Книга памяти. Патриарх Алексий II назвал полигон «Русской Голгофой». На братские могилы родственники кладут цветы, зажигают свечи. Всему этому положил начало журналист, умерший в 2004 году, не дождавшийся награды государства.
Подобный
