сердцем. Нет, – подумал Матфей, – я больше не стану читать слова Учителя».
– Сначала Он явился тем, с кем ел и пил после Воскресения, вот этим ученикам Своим, а теперь явился и нам. «Слабость спасается через силу» – так говорил Он. «Никто не достигнет Царства Небесного, кто не прошёл через искушения», – слышал Матфей, удаляясь от костра.
«Сколько теперь будет сказано слов, которые говорил Равви? – думал Матфей. – И какие из них будут действительно Его?»
Матфей вдруг остановился и, в темноте нащупав забор, прислонился к нему спиной. Снизу доносились голоса, и видно было, как полыхают костры на причале.
– Господи, – проговорил Матфей. – Благодарю Тебя, Господи! Где-то там на причале стоит моя бывшая палатка, и в ней новый мытарь. А Ты мне открыл новую жизнь по Своей любви. Надоумил меня записывать Твои слова. Да святится имя Твоё!
В этот вечер слова, обращённые когда-то Сыном к Отцу, Матфей впервые адресовал Сыну, своему бывшему Учителю, Воскресшему Иисусу.
Глава 2. Возвращение в Иерусалим
И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины… Не оставлю вас сиротами…
Евангелие от Иоанна
Ранним утром 23-го числа весеннего месяца ияра три каравана одновременно покинули Капернаум. Среди потока людей ученики старались держаться вместе. С ними в Иерусалим шли Мария Клеопова, Саломея, Мария Магдалина, Иоанна, Сусанна, Элиазар из Магдалы. Из-за задержки в Капернауме путь через Перею был отвергнут. Три каравана растянулись по просёлку через Генисаретскую долину. Когда огибали Фавор, открылась лощина, за которой укрывался Назарет. Каждый путник имел в корзине хлебное приношение Всевышнему – первый сноп пшеницы или хлеб, испечённый из первого сжатого снопа, смешанный с елеем.
Некоторые паломники вели также однолетних, без какого-либо изъяна, ягнят и телят для жертвы Господу – «приятное Ему благоухание». На душе у идущих было неспокойно. Может, надо было остаться в Капернауме и там ожидать наступления Царства Божия, а не спешить в Иерусалим через враждебную Самарию?
Караван свернул с просёлка и вышел на прямую, как стрела, мощённую римлянами дорогу, ведущую в Иерусалим, на юг. Отсюда расходились ещё две дороги – на восток, через Вади Фара к Иордану, и на запад, через долину Сихем – к морю. Вокруг расстилались нивы, побелевшие для жатвы. Гора Гаризим нависала над ними. Путники расположились неподалёку от колодца Иакова в тени олив, окаймляющих три дороги.
Старец с накинутым на плечи полосатым покрывалом поучал тринадцатилетнего внука, впервые идущего в Иерусалим.
– Самаряне – это кутеи, выходцы из города Кут в Месопотамии, – говорил громко и важно старик, оглядываясь на учеников, расположившихся рядом. – Ассирийские цари переселили их в Самарию на место наших изгнанных соплеменников. Столько лет прошло, а они остались такими же гордецами. Эти самаряне до сих пор думают, что иудеи хуже скота. Вот здесь, на горе Гаризим, – старик
