слона – перелетающего от цветка к цветку и собирающего пыльцу.
– Почти, – покачал головой библиотекарь, – на самой их границе. Ностер всегда отличался экстравагантностью, и даже поселился там, где его знают не иначе как Безумного Волшебника. А на прощание он сказал: «Меня уже тошнит от вашей благовоспитанности». Ректор потом долго оттирал с мантии его плевок…
– Ну надо же! – восхитился Арс. Книги были расставлены по местам, и он вслед за гроблином двигался к выходу из библиотеки. – Спасибо, Мешок. Ты мне здорово помог.
– Не за что, – ответил библиотекарь, не поворачивая головы. – В следующий раз, когда зайдешь, принеси бедрышко девственницы. Можно не прожаренное, с кровью…
И подземелья библиотеки огласил смех на два голоса. Причем один из них звучал столь зловеще, с драматическим пришепетыванием, что можно было подумать, что смеется главный злодей из низкобюджетного фильма ужасов.
Ква-Ква устроен примерно так же, как должен быть устроен любой разумно устроенный город, за исключением, естественно, размеров. В центре, на острове, омываемом рекой, расположился дворец мэра и жилища самых богатых горожан. Кольцо обветшалых стен охватывает то, что называлось Ква-Ква многие тысячи лет тому назад, а ныне является престижным районом. Дальше – мешанина улиц и переулков, а ближе к окраинам – та часть города, о которой его отцы предпочитают обычно умалчивать. Именно там, в трущобах, бешено кипит жизнь, а исходящая оттуда вонь придает особенную пикантность городской атмосфере.
Таких районов в Ква-Ква два – Норы и Дыры. Их обитатели, если им приходится сталкиваться, тут же начинают резать друг друга с энтузиазмом людей, искренне ненавидящих ближнего своего. По счастью, случается это нечасто – Норы и Дыры располагаются на разных концах города.
Один из предыдущих мэров, Нико Хрущ, предпринял грандиозную затею по их очистке и перестройке. Результатом стало лишь то, что трущобы начали звать хрущобами, а к Нико приклеилось насмешливо-уважительное прозвище «Крутой перец», которому нынешний мэр ужасно завидовал.
Арсу, чтобы добраться до улицы Бронзовых Ножниц, предстояло пересечь часть города, расположенную на правом берегу реки. Путь предстоял неблизкий, и Топыряк, наплевав на занятия по клиническому магоанализу, отправился в дорогу с самого утра.
Над городскими улицами, нежно подсвеченный лучами восходящего светила, слегка клубился утренний смог. Пахло подгоревшим завтраком и протухшим ужином, из домов доносились сонные завывания просыпающихся кваквакцев.
Чем дальше шел Арс, тем чище и ровнее становились улицы. Мусор уже не лежал грудами, как в студенческих кварталах, а скромно возвышался аккуратными кучками, колдобины и канавы стали чуть менее глубокими, даже крысы выглядели причесанными и выбритыми. Столкнувшись с человеком глазами, они не скалились нагло, как на окраине, а скромно опускали взгляд.
К полудню Арс добрался до площади Изопилия. Все ее пространство, на котором убралось бы пять стадионов, занимал рынок,
