жить.
…жизнь в третьей столице текла заведенным порядком вещей: лето следовало за весной, осень сменялась зимой, то есть всё шло своим чередом, и не было такого, чтобы вдруг вспыхивал май цветением среди января и вьюги не пели своих песен в июле.
Населяли мегаполис добрые, красивые, отзывчивые люди, никто из них не стрелял из рогаток по стёклам, ни один Ленин здесь не был убит.
Словом, хороший город, – не чета Москве и Козельску.
Глава 6
Жизнь в третьей столице шла заведенным чередом: в Летнем саду вечерело.
На востоке лежала варварская мгла, солнце валилось с ног, горели к западу горизонты.
– Пора по домам, – поняли вдруг сидевшие на скамеечке Носов и Курицын, сердечно простились друзья и разошлись.
По Гоголевскому бульвару текла толпа, будто где-то открыли шаровый кран, а из водопроводных труб полилась не хлорированная в соответствии с санитарными нормами жидкость, а хлынул людской поток: шляпки, кашкеты, банданы, бейсболки, – это если смотреть по верхам. Сарафаны, блузы, футболки с портретами Че Гевары, – если глядеть чуть ниже. И, наконец, джинсы и шорты – зрелище для мужчины не интересное, – и юбки по моде этого лета, в облипку обтягивающие ягодицы, – туда и пялились все, туда и пялился Носов. И таки да, там было на что поглазеть: Рая и Клавдия вершили впечатляющий променад.
Взгляды всех игнорировали красавицы, но пламенные взоры писателя не оставили без внимания, – обернулись и воскликнули радостно:
– Ба, кого мы видим!
Видели они неистощимого выдумщика и фантазёра, искромётного шутника, милейшего человека, старинного своего приятеля Носова.
– Откуда идёте, дамы? – спросил Сергей Анатольевич.
– С работы, – ответили девушки.
– Куда направляетесь?
– На заработки.
Рая и Клавдия работали в краеведческом музее искусствоведами, а зарабатывали, танцуя стриптиз в ресторане «Африка».
На них ходили.
Их шоу пользовалось неизменным успехом.
Бывало, в чём мать родила повиснут девушки на шесте и вопрошают у зрителей с большим драматическим талантом:
– Отчего люди не летают как птицы?
и многие в зале порывались ответить им на этот вопрос, и волновался кабак, и владела публикой ажитация.
Лишь литератор Курицын феноменально спокойный сидел в уголке, не делал резких движений, пил в одиночку горькую, твердил, как заезженная пластинка:
– Мне не пишется, мне не пишется, мне не пишется.
Переглянутся тогда подружки, эротично раскачиваясь на пилонах:
– Обожаю Курицына, – сообщает Рая.
– Люблю его, – информирует Клавдия.
И соскакивают стриптизёрки с шеста, бегут в гримёрку и наряжаются в разного рода вещички. Будто королевны становятся девушки: неотразимо хороши. И подсаживаются они к литератору, и звонко смеются, и пьют с ним вино, и вскоре забывает Курицын, что ему не
