будем смотреть фильм? – Кельт по-детски обрадовался, стало как-то жаль разочаровывать. Хотя кому Адам врал. Нет, не жаль ни капли.
– Ты будешь. Будет неинтересно, и тебе не понравится, – он настроил доступ к камерам вдоль дороги и уступил место за столом.
– Сливаешься, значит, – Эванс плюхнулся в кресло и располагался поудобнее.
– Кто-то из нас работать все же должен работать. Вперед, мой контуженый друг! – Адам не стал препираться. Выигрывать словесные баталии у человека, чье эго едва втискивалось в салон Импалы, не представлялось возможным. Это Ларссон знал по себе.
Выходя за дверь и уворачиваясь от хрустальной пепельницы, он с удовольствием бы махнулся местами с Кельтом, пребывавшем в изгнании последнее десятилетие. Адаму не пришлось бы отыгрывать мецената на очередном светском рауте и светить теперь уже попорченным лицом перед камерами. Не пришлось бы снова влезать в шкуру известной персоны наследника богатейшего семейства Штатов и самого завидного холостяка, поправочка – вдовца, поколения тех, чей возраст разменял четвертый десяток. Многого чего не пришлось бы делать, но какова цена? Отречься от имени, исчезнуть на годы, стать лишь тенью самого себя? К этому Адам еще не готов. Лишь изредка представлял в перспективе и размышлял о вкусе настоящей свободы. Разумеется, так, в порядке исключения.
Нордэмское гостеприимство
Риски существуют в каждой профессии. Конкретно в его – оказаться мертвым в любой момент времени. Некоторые пытались, еще больше – мечтали об этом, но, как профи в своем деле, Альберто все еще не попадал в список Жнеца, наточившего косу. Ошибка выжившего – так описывалась большая часть жизни Дона Романо. Мерный стук трости стал ему вечным спутником после очередного неудачного покушения и напоминал, что опасность попасть в шорт-лист все еще есть. Аль никогда о ней не забывал: всегда оставался на чеку, держал нос по ветру и не планировал уходить на пике карьеры. Слишком долго он к нему шел.
Перед дверью кабинета он на секунду замер, переводя дух. Встав во главе семьи, он позабыл о чувстве иррационального страха. Возможность в мгновение ока предстать перед Апостолом переросла в издержки профессии. Смерть стала частью жизни. Аль просто забыл, каково это – бояться. До недавних пор. До тех, пока прошлое в больничной пижаме и промокших в бензине кедах, не постучало в дверь. Он боялся войти внутрь кабинета ровно так же, как и желал. Ящик Пандоры. По-другому не описать, с чем предстояло столкнуться.
За годы, проведенные в бизнесе, Альберто уже попривык самостоятельно вести дела и принимать судьбоносные решения, но появление старого друга заставляло все внутри трепетать от предвкушения, как и два десятка лет назад. Интерес, любопытство, азарт захватывали с головой, затягивали в паутину с узором, понятным лишь его создательнице. Аль всегда с интересом и восхищением смотрел на кружево, в которое превращалось хитросплетение судеб в ее руках. Самому же Альберто она всегда вручала клубок, выводивший из лабиринта
