Колька, не понимая.
– Не задавай вопросы! – не выдерживала Владлена. – Просто скажи: «что».
– Зачем? – не унимался будущий пионер.
– Господи, дай мне сил! – как положено в подобных сложных обстоятельствах, взывала мать к главному воспитателю и создателю всего и вся.
– При чём здесь Бог?! Мамка, ты сдурела?! У меня теперь в голове вообще всё перемешается. А если я с перепугу это ещё и ляпну на торжественной линейке, меня ж не только в пионеры не примут, меня вообще из школы выгонят!
В ответ у Владлены чуть не сорвалось с ещё большей страстью: «О Господи!» – и щепоть сама потянулась ко лбу, чтобы перекреститься, но вовремя осеклась и только прорычала, как раненая тигрица:
– Хватить балаболить! Повторяй: «…что буду твёрдо стоять за дело рабочего класса…»
И так длилось каждый божий день в течение двух недель. В конце концов с грехом пополам Колька выучил клятву и мог, хоть спотыкаясь, умолкая в самых неподходящих местах, но всё же произнести полностью четыре магические строки, которые Владлена про себя называла «пионерской молитвой» и каждый раз прикусывала язык, боясь это ляпнуть при Кольке. Хотя как ещё назовешь этот текст, если не молитва: тут и обещания не грешить, и призыв к «высшим силам». Только заместо Христа у пионеров Ильич. Но по сути какая разница?
«Буду честно и неуклонно выполнять заветы Ильича – Законы юных пионеров» – концовка у Кольки получалась на ура, без запинки, прямо от зубов отскакивала. Мальчик словно радовался: наконец-то отговорил! На этих словах глаза у него загорались каким-то невозможным, яростным светом. «Словно архангел!» – любовалась мать сыном и зажимала рот ладонью, чтобы скрыть улыбку радости: того гляди заметит, поганец, решит, что мать насмехается. Но глаза её выдавали – наливались слезой. А Колька на самом деле с каждым звуком последних «аккордов» клятвы переставал что-то замечать вокруг себя и чувствовал, как набухают мышцы на руках, напрягаются ноги, распрямляется спина. Имя Ильича он уже не говорил, а выкрикивал мальчишечьим фальцетом. И, произнеся последний звук, не давая себе передышки, делал то, ради чего затевался весь этот ритуал.
– К борьбе за дело Коммунистической партии будь готов! – скороговоркой, захлёбываясь словами, словно от лица незримо присутствующей пионервожатой, приказывал сам себе Колька. После этого замирал на секунду, вытягивался в струнку, хотя, казалось, куда ещё больше, набирал полную грудь воздуха, вздёргивал поперёк лба правую руку в пионерском салюте и орал на всю мощь: «Всегда готов!» В это мгновение его словно не было ни в их небольшой комнатёнке, ни в Киеве, ни вообще на грешной земле. Так что Владлена, стоя рядом, успевала трижды мелко-мелко осенить сына крестным знамением.
Как-то, заглянув в церковь на окраине Киева – к тому времени большую часть их снесли или переделали под «общественные нужды», предварительно убрав купола да кресты, – она спросила у приходского священника про «пионерскую молитву».
