простую.
Она послюнила палец, попробовала, видимо, остывший утюг, вышла на кухню и вскоре вернулась. Скрестив руки на груди, Люба долго смотрела в окно и сказала как-то отсутствующе:
– Глажу Вадиму брюки, чтобы было в чем хоронить… – Затем резко повернулась ко мне: – Вы зачем пришли?
– Понимаю, что вам горько, но…
– Не нужно мне ваше сочувствие! Если бы не вы, Вадька жил бы!.. Был бы отцом Маришки! – Она опустилась на стул, положила голову на руки и разрыдалась.
– Люба, я пришел к вам по делу…
– Говорите. – Длинные пряди ее волос упали на лоб, но глаза были закрыты, и на сомкнутых ресницах дрожали слезы.
– В верхнем кармане Вадима был платок…
– Я сказала ему: «Дарить платок – к несчастью», а он: «Я не верю в приметы! Подари. Он нравится мне, точно первая радуга…»
– Вчера, когда он ушел из дома, платок был, как всегда, в тужурке?
– Вадим никогда не расставался с платком.
Я поднялся и уже в дверях сказал:
– Не могу, не имею права вас успокаивать. Держите себя в руках, у вас дочь, и вы ей нужны.
После Цветаевой я поехал в управление к Шагалову. Новое задание Гаеву и Луневу: проверить знакомую Ежова – Магду. Затем начать поиск черного «Москвича».
После обеда я занялся литературой, присланной мне Кашириным.
Мой отъезд был назначен на завтра в четырнадцать часов. Теперь Черноусов интересовал меня по-настоящему, к нему вело не только заключение экспертизы по жировому пятну на конверте, к нему тянулась ниточка немецкой биографии Ежова.
На следующий день я только справился у полковника по телефону о ходе дела. Не было ничего нового. Поглощенный книгой, я услышал телефонный звонок, когда он прозвучал в третий раз. Снял трубку и сразу узнал хриплый басок художника Осолодкина.
– Федор Степанович?
– Я, Касьян Касьянович!
– Простите, что отрываю от дела. Приперли обстоятельства.
– Готов служить, Касьян Касьянович.
– Срочно нуждаюсь в вашей консультации. Я вам помогал – платите должок. Берите машину и срочно ко мне! – Старик повесил трубку.
Зачем я понадобился Осолодкину?
Но все же я позвонил в управление и вызвал машину.
Когда мы подъехали к дому Осолодкина, хозяин стоял под ротондой. Вид у него был взволнованный. Он обрадовался моему приезду, сел в машину и дал водителю адрес, сказав:
– Сейчас все объясню. Вот какие дела, Федор Степанович. Я думал, все-то я знаю, во всяком деле собаку съел, да вот хвостом подавился. Ну, слушайте: люблю я писать лес после дождя. Погода хорошая с утра. Взял я этюдник, складной стул, поехал автобусом в Дачное. Там три километра по шоссе мачтовый лес. Свернул с шоссе, облюбовал полянку, поросшую молодняком. Присел. Стал разбирать этюдник, вижу, чьи-то ноги торчат из куста. Все-таки, думаю, сыро для отдыха. Подошел… Паренек
