оно так быстро разрасталось в последние годы. Собственно, горе-выпивохи сами по себе не так страшны, как те условия, которые их порождают. И кто их создавал как не сами власти, которые вели простой народ не к процветанию, а к обнищанию, так и не сумев вывести общество на светлую дорогу. Предприятия выпускали вещи, предметы быта убогие, и во всём отставали от всего цивилизованного мира. Народ это понимал, слагал о власти анекдоты, которая только и умели, что выпускать не лучшего качества алкоголь, распространив его доступно, чтобы пьющему обществу трудней было разобраться в серьёзных промахах строительства социально-справедливого строя…
Так ли это было, но Гвоздина опасалась признать ситуацию как вопиющий факт, хотя вполне допускала, что неблагополучия общества исходят от таких, как Крайнев, у которого, по его словам, когда-то был в селе дом и нормальная семья. Но так сложилось, жена с двумя детьми от него ушла, а он от горя напился и спалил свой дом. С той поры повела его кривая вдоль и поперёк, пока не угодил на принудительное лечение. А потом втянулся в воровство, ухватил ещё срок на два года. Вышел из зоны, получил паспорт и впустую обивал пороги предприятий, так как ему отказывали в устройстве на работу, пока в пивбаре случайно не наскочил на старого дружка и однокашника Трухина, с которым некогда учился в профтехучилище. И тот подсказал Крайневу обратиться в баню:
– Приходи, Лёня, мама наша баба добрая, возьмёт тебя со всеми твоими потрохами, от которых шарахаются в других конторах. Сам это знаю по себе! – Трухин весело и добродушно рассмеялся, похлопал закадычного кореша по плечу.
Крайнев был достаточно высок: лицо овальной формы, скулы немного выпирались, прямой подбородок, удлинённый расширенный книзу нос, большие светло-голубые глаза располагались ближе к переносице, и впивались в собеседника с нагловатым бесстыдством.
– Ну, братуха, на всю жизнь выручил, приду! А то уже некуда деваться, менты, по пятам так и шастают! – протарахтел Крайнев, крепко пожимая руку Трухину, одетому в новенький костюм бежевого цвета, посматривавшему на приятеля маленькими прищуренными серыми глазками с восточным разрезом. Трухин был коренастым и в плечах широким, смотрел на дружка как-то сосредоточенно торжественно и не без лукавства, оценив враз настоящую сущность теперешнего кореша, любившего женщин, по его выражению, как кот сметану.
Чтобы войти к Трухину в доверие, Крайнев красочно рассказывал о своих похождениях на зоне и по выходу из неё, сопровождая это и руками, и вертя глуповатыми глазами, и то выпрямлял спину, то сутулил, то подавался вбок, то назад, то всей грудью наваливался на стол…
Крайнев пришёл в баню на следующий день, Трухин привёл его в кабинет Гвоздиной. Та радушно выслушала молодого мужчину. Инна Платоновна оценила наружную привлекательность парня, его распахнутую душу, чем он и пришёлся ей по душе и был принят на работу
