посередине всего одна тусклая, донельзя грязная лампочка. А другие плафоны из матового стекла давно погрузились во мрак, и под потолком лишь мерцали белыми пятнами.
– Понимаете, я уже достаточно учёный, кого зря брать не хочу, – ответил Цветков. – А порядочного, сами знаете, сколь нелегко к нам заманить маленьким окладом.
– В таком случае, поручите слесарям работу электрика. Неужели так трудно вкручивать лампочки? А то скоро клиенты перестанут к нам ходить или хлынут на нас их жалобы. Вы хоть об этом подумали, кому нужны неприятности? Или вы только о своих машинах думаете? – и она, остановившись, так лукаво взглянула на Цветкова, что тот невольно крякнул, вобрав голову в плечи.
– Это, конечно, ваша правда, но слесарей просить на это я не вправе. Допуск нужен. Забудут выключить напряжение. Полезут под напряжение, да ещё током убьёт кого-то, а нам с вами потом перед законом отвечать! Так они, парни, не дураки. За десяток вкрученных лампочек просят отгулы, особенно Трухин. Ему, понимаешь, клубничкой надо поторговать или цветочками…
– Вот какая беда, всюду свои прерогативы, что ты сделаешь с такой жизнью! – сокрушённо посетовала Гвоздина.
– А вы бутылку им посулите, так мигом станет везде светло! – усмехнулся широко Цветков.
– Ну, за бутылку и поп, поди, от Бога отречётся, – мрачно пошутила она. – У нас без бутылки дела никак не идут, что за смазочное время настало? И вот вы с ними заодно…
– Да, вот такая жизнь пошла – не нами придумано!
– А тогда кем же? – бросила та с вызовом. – Ну ладно, вы идите, идите, а я пока загляну в буфет…
И Цветков грузно поковылял в одиночестве дальше к заднему выходу из бани, где во дворе около машине, гружёной стиральным порошком в бумажных мешках, сгрудились люди, поджидая Цветкова.
Когда он, наконец, показался из тёмного зева бани на солнечном дворе, к нему с ходу подлетел Крайнев:
– Кириллович, получилось, мама согласна? – протарахтел он, сверкая алчно плутоватыми глазами.
– Вот сейчас она сама подойдёт, и потолкуйте с ней ладком, – как бы недовольно проворчал Цветков. – Чего стоите – давайте носить, всё равно она с вас не слезет!
– На халяву я не буду, не дурак! – отрезал Трухин.– Сколько можно…
– Братцы, сейчас я попробую маму уломать! – вскричал Блатов сиплым тенором, и ретиво потрусил в баню, вобрав голову деланно в плечи, строя из себя некоего шута.
Этим временем, переговорив с буфетчицей Тасей, чтобы та ей оставила палку копчёной колбасы и кусок отварного мяса, Гвоздина попутно переговорила с банщицами, которые ей докладывали о своих возникавших каждый день проблемах… Наконец она потрусила дальше. И уже почти на выходе из бани, она чуть было не столкнулась с Блатовым, который мчался на неё, как ломовая лошадь.
– Фу, кто это прёт на меня буром? Ефрем, никак ты? –
