ужасного не случится.
Но охранник, брезгливо покосившись на лицо малыша, холодно воспроизвел.
– Брак. На выброс.
– Отдайте! Вы не посмеете! Он живой! Он живой! Скажите Шалхе!
Я попыталась отнять у него малыша всеми силами, что во мне были, но безуспешно.
Отбросив меня на землю, охранник развернулся к собачьим вольерам и позвал.
– Эй, Тузик! Иди сюда, малыш! Хочешь вкусненького?
– Нет! Не смейте! – в ужасе завопила я, схватившись за его ногу и намереваясь укусить.
Но не успела – его напарник приставил ко мне автомат и оттащил за волосы.
А сам охранник взял малыша за ножку, вынул из пакета и швырнул к вольерам, отдав на съедение собакам.
Голодные, привычные к человечине собаки молнией сбежались в кучу и принялись рвать крошечную плоть на куски. Они ели его. Ели живого ребенка. А он был так слаб, что не вскрикнул ни разу. Они ели его на моих глазах…
Я не знаю, что было после. Я не контролировала ни себя, ни то, что происходило вокруг.
Только лишь помню, что кричала так громко и надрывно, что казалось сошла с ума.
А потом – размашистый удар прикладом по голове, и вдруг наступила тихая темнота. Безмолвная, удушающая темнота. Которая утихомирила мое разрывающееся от боли сердце. Но к сожалению, не навсегда.
Глава 4
На протяжении всего оставшегося дня, я приходила в себя после пережитого… Даже не знаю, как это назвать. Ужаса – слишком примитивно. Зверства – не передает той душераздирающей картины в полной мере…
И только ближе к вечеру осознала, где я вообще и почему оказалась зарытой в прицепе с сеном.
На мое счастье, девушки из первого отряда оттащили меня от собак, пока валялась без сознания, и припрятали под сеном.
И когда я, к вечеру того же дня пошла обмыться от присохшей к коже грязи и травы, то столкнулась лоб в лоб с Шалхой.
Он, черт проклятый, поджидал меня у душа и был невообразимо пьян. Настолько пьян, что едва ли стоял на ногах.
Таким пьянющим я его еще ни разу не видела. И очень понадеялась, что Шалха из-за того так сильно напился, что его ребенка заживо сожрали собаки.
– Не хочешь побегать по лесу? – томно воспроизвел Шалха, к моему досадному удивлению, пребывая в поразительно игривом расположении духа.
– Предлагаешь испытать удачу, да? Мне, да?! – выдала я непроизвольно истеричным шёпотом.
– Почему нет, мон шарм?
Смерив меня глазами и не переставая кидать пошлые намеки, изрёк Шалха с коварной насмешкой.
Понимая, что ему могли даже и не сообщить о случившемся, посчитав это чем-то незначительным, рядовым, обыденным, меня всю раздирало упрекнуть Шалху в том, что он отсутствовал в лагере в столь чудовищный день. Но в последний момент я передумала поднимать скандал на повышенных тонах и требовать максимально сурового наказания для виновных в гибели ребенка.
А точнее – одумалась, а не передумала.
Ведь
