ведь никто не сказал ему, не порадовал. А почему? Наверное, потому что так бы было не интересно.
Тройка, запряженная в коляску, вылетела так стремительно, что оставалось только удивляться, куда подевалось почтенное купечество и цыгане во главе с пьяным медведем? Коляска, да еще с такой прытью, как нельзя лучше подходила им, а не простым, деревенским парню с девкой. Более того, экипаж, а по другому и не назвать, был ну просто в пух и прах разукрашен цветами да лентами, что даже вблизи походил на городскую ярмарку, по случаю большого праздника.
«Барская. – глядя на коляску подумал Иван. – Значит и барыня в курсе. А если коляску дала, да еще вместе с Занзибаром, значит согласная, чтобы меня женили, сука. – Ивану стало как-то не то, чтобы обидно, грустно ему стало. Получается, обманула его барыня, обманула и предала. – Ну стерва, не важно, женят, не женят, на пушечный выстрел к тебе не подойду, вон, Занзибару глаза свои бесстыжие строй».
Не подумайте чего такого, Занзибар, это не коренной и не пристяжная, это барский кучер, имя у него такое. Как его звать на самом деле, в деревне никто не помнил, а спросить было не у кого, он, как Иван, тоже, без родни мыкался.
Лет пять-семь тому назад случилось, купил барин жеребца, породистого такого, красавца, просто загляденье, ну и, само собой, имя ему дал лошадиное, Занзибаром назвал.
А вот дальше неизвестно что получилось, говорю же, давно было, толком уже никто не помнит. То ли кучеру жеребец понравился до такой степени, что дворня от него только и слышала: Занзибар да Занзибар. А может слово никому незнакомое уж очень понравилось, только дозанзибарился кучер, прилипло это имя к нему, а жеребцу пришлось другу кличку дать: то ли Огоньком назвали, то ли еще что-то, на огонька похожее.
Барин конечно, и не раз, объяснял кучеру, что на самом деле обозначает это слово, но, похоже, тому было все равно. Да и не в кучере дело. Он-то может и осознал, что негоже человеку островом называться, вы попробуйте в этом дворовых убедить. Да что там дворовых, деревню тоже, и не одну. Так и остался кучер островом Занзибаром, ничего не поделаешь. Впрочем, его это нисколько не смущало.
Молодых усадили в коляску, остальным, что родственникам, что не родственникам, делать в ней нечего. Которые родственники, так на телегах до церквы доедут, благо, среди Марьиной родни голодранцев и в помине не было, все как один – справные хозяева. Разве что дядька Архип, тот да, ни пришей, ни пристегни, но зато здоровый, как та колокольня, а значит – простительно.
Ну а любопытствующим, а по правде сказать, охотникам до дармового угощения, в церкве так вообще, делать нечего. Их место за свадебным столом. Им там много дел предстоит: «горько» кричать, а самое главное, под это «горько» горькую не забывать пить, и закусывать. Опять же, кто как не гости будет убеждать друг друга в том, что молодые просто чудо как хороши и прямо души друг в дружке не чают? Сразу видно, любят один другого
