Мы так и сидели, сталкиваясь вилками на маринованных грибах, и – как мне казалось – репетировали семью.
На третьей водочке Елена Александровна, поддавая борща, спросила: «Лен, а ты борщ как – на зажарке или без?» Я делала без – в знак протеста против матери, но всем говорила, что просто лень. А тут зачем-то придумала сказать: «Да я вообще никогда не готовлю, из принципа». «А-а-а, ну, главное, кушаешь, видно, что хорошо. Личико вон какое кругленькое», – сыто улыбнулась Елена Александровна и быстро спохватилась: «Серёжа, давай подолью».
Вообще это бывает. Просто совпадение. Просто наложилось – сначала одно, потом другое. Ба ответила бы ей: «Ну, до вашего личика мне ещё далеко», и всё бы разрешилось – легко и просто. Но Ба не могла мне подсказать.
За личиком полезло в голову уже сто лет как истлевшее. Мелкое враньё на собеседовании; третий за осень цистит; телефонные мошенники развели на 7000; подмухлевала Сергею в смете, а он, сволочь, даже цветов не принёс ни разу; мать напилась на выпускном и с утра красномордая просит прощения.
Серёжа что-то почувствовал, попытался поправить: примиряющий смех, «да ладно вам, пойдёмте лучше в баню». Но я уже ничего не слышала: ни как Сергей позвал, ни как ответила «да что-то не хочется». Ни в какую баню я, конечно, идти не собиралась. Ведь баня – это раздеться перед Еленой Александровной, а значит, предъявить новые доказательства своего хорошего аппетита.
«Ну, мы надолго, к шести вернёмся», – сказал Серёжа.
Я кивнула и только буднично, без капли грусти подумала: «Надо же, а ведь почти полтора месяца продержалась».
Я некоторое время следила за ними с веранды – Сергей шёл в свойственную ему ленивую развалочку, с сигаретой и банкой пива, увеличенная старой шубой Елена Александровна догоняла его почти вприпрыжку. Как только их спины скрыл поворот на сарай, я рванула в дом. Там заперлась на два замка и взяла курс на «Саратов».
«Саратов» был как живой – он то гудел, то отбивал дробь, а когда уставал, отряхивался, словно пёс. А ведь едва доставал до груди – так что, если надо чего с нижних полок достать, садись на корточки. Но на нижних полках неинтересное: огурцы, помидоры, морковь – я догадывалась. Я резко дёрнула на себя дверь: качнулся в эмалированном поддоне студень, в лицо ударил холодный проду́ктовый дух.
Господи, помоги.
Начала с борща, хоть он уже и успел подзаболотиться. Греть времени не было, решила пить прямо так, из кастрюли. Затем колбаса – откусила прямо от палки, потом отрежу. Банка солёных огурцов – мутно-серые и горчат, у мамы лучше были. Ещё три картофелины, хлеб, хлеб, хлеб, оливье с этим сраным яблоком, ещё хлеб, до горбушки, маковый торт. Кидала как в топку, не жуя особо и не чувствуя вкуса, лишь бы исчезли они все: личико, платье, Елена Александровна, Серёжа, мать, чёртов этот Хэллоуин, а вместе с ним – офис и Татьяночка
