Даю вам три дня. Через три дня вы называете мне имя другого человека и я на ваших глазах сжигаю этот ордер. В противном случае Ирина Александровна будет в тюрьме. Запомнили: три дня.
Зубов не знал, куда себя деть от пристального взгляда Харлампиева.
– Кстати, Сергей Васильевич, – продолжил хозяин кабинета, – мы вас взяли вечером, и никто из ваших друзей этого не видел. Сообщать им об этом факте не советую. И о нашем с вами разговоре – тоже. И последнее. Извольте держать слово. И выкиньте все дурные мысли, если они вдруг придут вам в голову. За библиотекой хорошо смотрят, никому уйти не удастся. Любые ваши попытки – это удар по Ирине Александровне. Вы поняли?
– Да.
– Свободны.
25. Трудный разговор с Гордоном
Гордон с невозмутимым видом повернулся к Павлу:
– Ну как?
– Всё в порядке. – Павел не мог сдержать рвущейся наружу радости. – Солдатов готов к работе. И его люди – тоже.
– Отлично. Он что-нибудь знает о Вейцлере?
– С Вейцлером беда, – Павел помрачнел. – У него на квартире засада.
– Как узнали?
– Он сам дал знать.
– Каким образом? – Гордон вопросительно посмотрел на Павла.
– У них с Солдатовым была договорённость: если заметёт полиция, утверждать, что все контакты с организацией осуществляются через связного, с которым они встречаются каждое воскресенье в семь вечера на Никитском бульваре. Если Вейцлер появляется в застёгнутом на все пуговицы пальто или плаще, подходить к нему нельзя: его пасут.
– Ну и… – не выдержал Гордон.
– Три воскресенья подряд Вейцлер появляется на бульваре застёгнутым на все пуговицы. И Солдатов, естественно, проходит мимо.
– Солдатову надо прекратить встречаться с Вейцлером, – резко резюмировал Гордон.
– По воскресеньям там всегда много народа, поэтому опасности, что Солдатов каким-то образом окажется в поле зрения охранки, почти нет.
– Опасность всегда есть, – не согласился Гордон. – Кого знает Вейцлер, кроме Солдатова?
– Меня, разумеется.
– Плохо…
– Да уж чего хорошего! – согласился Павел. – Солдатов говорит, что у Вейцлера вид такой, будто он держится из последних сил. А если вспомнить, что дома у него Соня и больной ребёнок, можно представить, как ему туго. Солдатов предлагает продумать вариант спасения Вейцлера.
– Он в своём уме? – Гордон даже отпрянул от неожиданности, – Что за чушь ты несёшь?
– Почему чушь? – возразил Павел. – И Вейцлер, и Соня – наши товарищи. Они в беде. По-твоему, мы должны их бросить?
– Ты ещё скажи: предать, – зло бросил Гордон.
– Я так не скажу. Но ты пойми. Пока Вейцлер видит Солдатова по воскресеньям, у него остаётся надежда, что мы знаем о его положении и думаем, как его спасти. И представь его состояние, если Солдатов не появится в условное время. Что он будет думать о нас? А ведь он про нас не сказал ни
