не проговорись об этом. Я поступал так и в Аргосе, подкармливал самого славного парня из бедного дома… Эти сказки о его матери – ты им веришь?
– Нет, и не без основания. У него способности Филиппа, хоть сын и не похож на него лицом и душой. Нет-нет, я не верю… – сказал Эпикрат. – Тебе известна эта старая песня об Орфее, как он играл на своей лире на горном склоне и заметил, что по пятам крадется заслушавшийся лев? Я не Орфей, я знаю, но иногда вижу глаза льва. Куда он пошел потом, наслушавшись музыки, что с ним сталось? В песне об этом ни слова.
– Сегодня, – сказал Тимант, – ты занимался прилежнее. К следующему уроку выучи наизусть восемь строк. Вот они. Перепиши их на воск, на правую сторону диптиха. На левую выпишешь архаические словоформы. Будь внимателен, я спрошу их первыми.
Тимант передал Александру дощечку и забрал свиток. Негнущиеся руки учителя с проступающими венами дрожали, когда он прятал свое сокровище в кожаный футляр.
– Это все. Можешь идти.
– Вы не могли бы одолжить мне книгу?
Тимант поднял глаза, изумленный и оскорбленный.
– Книгу? Разумеется, нет, это очень ценный список, вычитанный и исправленный. Что ты станешь делать с книгой?
– Я хочу посмотреть, что случится дальше. Я буду хранить ее в моем ларце и мыть руки каждый раз перед тем, как ее взять.
– Всем нам, без сомнения, хотелось бы начать бегать до того, как сможем ходить. Выучи этот отрывок и обрати особое внимание на ионические формы. Твой акцент все еще слишком отдает дорийским. Это, Александр, не развлечение за ужином. Это Гомер. Овладей его языком, тогда можешь завести речь о чтении. – Тимант завязал шнурки футляра.
Это были строки, в которых мстительный Аполлон спускается с Олимпа и стрелы бряцают в колчане у него за спиной. Прорабатывая текст в классной, мальчик заучивал его по частям, точно какую-то опись, составляемую рабами на кухне. И только когда он оставался один, куски соединялись в целое: величественную картину кромешного мрака, наполненного звоном и прорезаемого светом погребальных огней. Александр знал Олимп. Он воображал черный свет затмения, всепоглощающую тьму, и окружал ее тусклым ободом огня, таким, какой, по рассказам, был у спрятанного солнца, способного ослеплять людей. «Он шествовал, ночи подобный»[26].
Александр гулял в роще над Пеллой, слыша низкое дрожащее пение тетивы лука, свист стрел, и перелагал стихи на македонский. На следующий день это обнаружилось в его ответе, когда он рассказывал урок. Тимант выговорил ему за леность, невнимание и недостаток интереса к работе и сразу же усадил переписывать отрывок двадцать раз… с ошибками, которые умножались и умножались.
Александр уткнулся в свою восковую дощечку, видение поблекло и рассеялось. Грамматик, которого что-то побудило поднять голову, встретился с взглядом серых глаз, изучающих его холодно, отстраненно, пристально.
– Не отвлекайся,
