его сжатый рот и голубые тени под глазами, им не понадобились слова. Гефестион просто пошел рядом.
Тропинка увела их вглубь леса. Там, на поляне, лежал поваленный ствол дуба, затянутый оранжевой порослью поганок и кружевом плюща. Гефестион сел, привалившись к дереву спиной. Александр подошел и взял его за руку; через несколько минут он глубоко вздохнул. За все это время не было произнесено ни одного слова.
– Они говорят, будто любят тебя, – сказал Александр наконец, – и едят поедом.
Гефестион встревожился. Для него безопаснее избегать слов.
– Дети принадлежат женщинам, но мужчины уходят своей дорогой. Так говорит моя мать. Она говорит, будто хочет, чтобы я вырос, но на самом деле это не так.
– Моя хочет, что бы она ни говорила.
Гефестион придвинулся ближе. Он подумал, что Александр как животное, которого успокаивает прикосновение. И в чем бы царевич ни нуждался, он это получит.
Несмотря на уединенность места, Александр говорил тихо, как если бы птицы могли подслушать:
– Ей нужен мужчина, который защищал бы ее. Ты знаешь почему.
– Да, – кивнул Гефестион.
– Мать всегда знала, что я буду заботиться о ней. Но сегодня я понял: она думает, что я ей позволю царствовать вместо себя, когда придет мое время. Мы не говорили об этом. Но она поняла, что я сказал «нет».
Гефестион вздрогнул и похолодел, предчувствуя неладное, но сердце его наполнилось гордостью. Он даже не смел надеяться, что когда-нибудь будет вовлечен в союз против такой могущественной соперницы. Как можно осторожнее подбирая слова, он подтвердил свою преданность.
– Она плакала. Я заставил ее плакать, – прошептал Александр.
Он все еще был мертвенно-бледен. Теперь Гефестион нашелся:
– Она плакала и при родах. Но это было неизбежно. Так и сейчас.
После долгого молчания Александр спросил:
– Ты помнишь то, другое, о чем я тебе рассказывал?
Гефестион кивнул. Это была тайна, о которой они говорили только однажды.
– Мать обещала поведать мне все… когда-нибудь. Иногда она говорит одно, потом – другое. Мне приснилось, что я поймал священную змею и пытался заставить ее говорить со мной, но змея вырвалась и ускользнула.
– Может, она хотела, чтобы ты догнал ее, – предположил Гефестион.
– Нет, она знала тайну, но промолчала… Мать ненавидит моего отца. Думаю, я единственный, кого она когда-либо любила. Она хочет меня всего, и чтобы ничто не принадлежало ему. Иногда меня мучит желание узнать, что за этим кроется…
В теплой рощице, пронизанной солнцем, по спине Гефестиона прошел холодок.
– Боги откроют тебе правду, – сказал он. – Они открывают правду всем героям. Но твоя мать… в любом случае… она смертна.
– Да, это так. –
