себя там прилично. И будь внимателен к Александру.
– Он всего лишь мальчишка, – буркнул Кассандр.
– Не строй из себя дурака. Четыре или пять лет разницы между вами – это много сейчас и ничто через годы, когда вы оба станете мужчинами. Отнесись с вниманием к моим словам. У этого мальчика ум отца, и если он не окажется таким же ловким на язык, как его мать, то я – эфиоп. Не спорь с ним – за это платят софисту. Тебя я посылаю для того, чтобы ты набирался ума, а не наживал себе врагов.
Поэтому Кассандр отправился в Миезу, где чувствовал себя одиноким, презираемым, усталым и отчаянно тосковал по дому. Александр держался с ним вежливо, потому что Филипп назвал подобное обращение искусством царей и потому что ему приходилось думать о вещах гораздо более серьезных.
Философ, как оказалось, не просто был готов отвечать на вопросы, но даже жаждал этого. В отличие от Тиманта он начинал с частностей и лишь впоследствии показывал ценность системы. Однако объяснение, когда оно наконец являлось, выглядело исчерпывающим. Александр имел дело с человеком, который всегда увязывал все концы и ненавидел двусмысленность.
Миеза смотрела на восток; по утрам высокие комнаты, украшенные уже поблекшими фресками, заливало солнце; после полудня там воцарялась прохлада.
Когда нужно было писать, рисовать или изучать образцы, мальчики работали в доме; беседовали и слушали философа в саду. Они рассуждали об этике и политике, о природе наслаждения и справедливости, о душе, доблести, дружбе и любви. Они проникали в суть вещей. Все имеет свою причину; любая вещь должна сводиться к какому-либо основанию, всякой науке следует быть наглядной.
Классная комната вскоре заполнилась образцами: высушенные цветы и растения, саженцы в горшках, птичьи яйца и зародыши птенцов, которые хранились в чистом меду, отвары из целебных трав. Хорошо вымуштрованный раб Аристотеля работал здесь целыми днями. Ночью ученики наблюдали за небом. Звезды, пятый элемент, отсутствующий на земле, были тем божественным пределом, которого только и мог достичь человеческий глаз. Мальчики отмечали направление ветров, форму и вид облаков, дни, когда выпадал туман, – и так учились предсказывать штормы. Юные философы отражали свет от полированной бронзы и измеряли угол преломления.
Для Гефестиона началась новая жизнь. Все признавали его место в жизни Александра. С этим соглашался даже философ.
В школе часто рассуждали о дружбе. Ученики Аристотеля узнали, что это одна из тех немногих вещей, которые прекрасны сами по себе и наиболее всего необходимы человеку, желающему вести достойную жизнь. Друзьям нет нужды прибегать к правосудию, ибо между ними не может быть зла или недоразумений. Аристотель описал степени дружбы, от эгоистичной до чистейшей, когда добра желают другу ради него самого. Дружба совершенна, если доблестные
