века. У людей больше нет домов, у них есть квартиры, говорил я. Они больше не болеют старым добрым способом; более того, они даже снимают специальные палаты, в которых умирают. А для похорон арендовали залы. Удивительно, что они не арендовали могилы. Все это было следствием разрушения традиций в двадцатом веке. В действительности мы знали о смерти Джима Бисби. Но в ней не было ничего загадочного. Она была типичной для первого десятилетия двадцатого века в большом искусственном городе – одинокая смерть великого человека, окруженного всем, что можно купить за деньги.
Мы читали и о его подопечной, прекрасной мисс Эвелин Бисби, дальней родственнице. Когда под воздействием жары и волнения она приподняла вуаль, мы очень заинтересовались ею. По крайней мере, я уверен, что даже Кеннеди в этот момент начисто выкинул из головы лекцию о токсинах.
– В смерти моего опекуна, – начала она низким и дрожащим голосом, – есть нечто такое, что, я уверена, потребует расследования. Возможно, это всего лишь глупые женские страхи, но до сих пор я не рассказывала об этом никому, кроме миссис Флетчер. Мой опекун, как вы, наверное, знаете, проводил лето в своем загородном доме в Бисби-Холле, штат Нью-Джерси, откуда он вернулся довольно неожиданно около недели назад. Наши друзья подумали, что это всего лишь странная прихоть – вернуться в город до того, как лето закончится, но это было не так. За день до возвращения его садовник заболел тифом. Это обстоятельство заставило мистера Бисби вернуться в город на следующий день. Представьте себе его ужас, когда на следующее утро он обнаружил, что его камердинер тоже заболел. Конечно, друзья немедленно отправились в Нью-Йорк, затем они написали мне в Ньюпорт, и мы вместе открыли его квартиру в отеле "Людовик Кинз".
– Но на этом неприятности не закончились. Один за другим заболевали слуги в Бисби-Холле, пока не умерло пятеро из них. Затем последовал последний удар – мистер Бисби пал жертвой болезни в Нью-Йорке. Меня пока что болезнь обошла стороной. Но кто знает, сколько еще это продлится? Я была так напугана, что с тех пор, как вернулась, ни разу не обедала в квартире. Когда я голодна, я просто отправляюсь в гостиницу – каждый раз в другую. Я не пью никакой воды, кроме той, которую тайком кипячу в своей комнате на газовой плите. Дезинфицирующие и бактерицидные средства расходуются галлонами, и все равно я не чувствую себя в безопасности. Даже органы здравоохранения не снимают моих опасений. Со смертью моего опекуна мне стало казаться, что, возможно, все кончено. Но нет. Сегодня утром заболел еще один слуга, пришедший на прошлой неделе из пансиона, и доктор объявил, что это тоже тиф. Неужели я буду следующей? Может быть, это просто глупый страх? Почему болезнь преследует нас до самого Нью-Йорка? Почему она не прекратилась в Бисби-холле?
Мне кажется, я никогда не видел живого существа, которого бы так сильно одолевал ужас, какой-то незримый, смертельный страх. Поэтому вдвойне ужасно это было ощущать в такой привлекательной девушке, как Эвелина Бисби. Когда я слушал, я чувствовал, как это ужасно – быть преследуемым таким страхом. Каково это – быть преследуемым по пятам болезнью столь же неотступно, как ее преследовал этот брюшной
