вернуться к нему позже, а пока она хотела убедить Людовика задержаться в Аквитании. Лишь бы не возвращаться в Париж!
– Мы еще многое можем сделать здесь для людей и церкви, – сказала она.
Людовик неопределенно хмыкнул.
Рауль вежливо кашлянул.
– Меня ждут дела, если вы позволите, сир.
Людовик махнул рукой, отпуская его. Алиенора многозначительно посмотрела на Петрониллу, которая подняла брови и на мгновение сделала вид, что не понимает, но потом присела в реверансе и последовала за Раулем, уводя за собой служанок.
Алиенора аккуратно осушила ноги Людовика мягким льняным полотенцем.
– Пока тебя не было, я кое-что задумала на случай, если ты не позовешь меня на победный пир в Тулузу.
Людовик напрягся.
– Ты ожидала моего поражения?
– Отец говорил, что всегда разумно составить запасной план, который может понадобиться, если главный не удастся, – как захватить смену одежды на случай дождя. – Она отложила полотенце и села к нему на колени.
– И что ты задумала? – Он обнял ее за талию.
– Пожалуй, для начала мы могли бы поехать в Сен-Жан-д’Анжели и помолиться у мощей Иоанна Крестителя. А потом в Ньор, чтобы провести суд. Еще я хотела бы даровать королевский статус церкви в Ньёй, где похоронена моя мать, а потом мы могли бы поехать в Тальмон поохотиться. – Она погладила его по щеке. – Что скажешь?
Он с отвращением нахмурился.
– В Тальмон?
– Мы должны укрепить наши позиции там мирным путем после того, что произошло раньше.
– Наверное, ты права, – согласился он, все еще хмурясь, – но слишком задерживаться не стоит.
Алиенора не ответила, потому что давно поняла, когда стоит надавить на мужа, а когда оставить в покое. Он согласился. Большего ей сейчас и не нужно.
Обширные аквитанские владения Алиенора объезжала рука об руку с Людовиком. Они принимали просителей и вассалов, вместе свидетельствовали и подписывали хартии, всегда с оговоркой, что все документы, на которых Людовик ставил свое имя, были составлены «с согласия и при ходатайстве королевы Алиеноры».
Самым трогательным моментом стало для Алиеноры посещение могил ее матери Аэноры и младшего брата Эгре в Сен-Венсане. Алиенора и Петронилла возложили цветы к простым могильным плитам, украшенным лишь крестами, и приняли участие в торжественной мессе в честь родных. По желанию Алиеноры церкви был дарован статус королевского аббатства.
Алиенора вернулась к родным могилам ранним вечером и уединилась в тишине. Ее дамы, склонив головы, стояли поодаль, давая госпоже возможность помолиться. Воспоминания о матери со временем поблекли. Ей было всего шесть лет, когда умерла Аэнора, и она помнила лишь слабый аромат лаванды и каштановые волосы матери, такие длинные, что Алиеноре не приходилось тянуться, чтобы коснуться толстых кос. Еще в памяти сохранилась тихая грусть, словно она сама навеяла на себя это настроение,
