уже знали, что это значит.
В основном членовредителями были красноармейцы среднеазиатских национальностей. Попав в чрезвычайно трудную для них климатическую обстановку, слабо владея русским языком, не зная простейших команд, почти не понимая, что им говорили политработники, читая сброшенные с немецких самолётов листовки, которые, бывало, писались на их родном языке, некоторые наименее развитые из узбеков, киргизов, таджиков и казахов впадали в отчаяние, и, стремясь хоть каким-нибудь образом уйти из этих холодных, сырых, болотистых окопов, наносили себе увечья, которые иногда оказывались смертельными.
Борис Яковлевич на всю жизнь запомнил одного узбека, который для того, чтобы уйти с передовой, решил обморозить себе ноги и, наложив в валенки снег, ходил в них в окопах несколько суток. Когда в предперевязочной, разрезав, стали отдирать примёрзшие к ногам валенки, то вместе с ними и льдом, образовавшимся в них, отделялась не только кожа ступней и нижней части голени, но и пальцы. Конечно, этот процесс сопровождало отчаянное зловоние. Обстановка на фронте была не такова, чтобы можно было получить подобное обморожение нечаянно, тем более что боец этот не был ранен. Помощник Цейтлина (по прибытии в медсанбат он сразу же набрал себе штат бесплатных помощников из команды выздоравливающих, владевших, помимо русского, каким-либо среднеазиатским языком, и использовал их как переводчиков) после нескольких бесед с обмороженным смог довольно точно обрисовать картину членовредительства, которую виновный подтвердил.
Встречались и другие случаи, чаще всего самострелы. Бойцы стрелялись через портянки, противогазы, буханки хлеба и т. п., чтобы скрыть следы копоти от близкого выстрела и получить рану с ровными краями, как рекомендовали немецкие листовки. Все эти ухищрения врачи батальона и следователь довольно легко разоблачали. Но один случай самострела заставил их основательно задуматься.
В медсанбат с очередной машиной поступило несколько человек с ранением в левую ладонь. Попали они к разным врачам и поэтому особого внимания не привлекли. Пятеро бойцов, у всех раны находились в центре левой ладони – ровные, с одинаковыми входными и выходными отверстиями, указывающими на то, что выстрел был с расстояния нескольких метров. Все знали, что в некоторых местах фронта наши передовые окопы от немецких окопов находились в 15–20 метрах, и поэтому особенно этим ранениям не удивились.
После обработки раненых направили в эвакопалатку, чтобы в дальнейшем эвакуировать их в госпиталь для легкораненых (к этому времени госпитальная база армии уже развернулась полностью, и только ранения в живот продолжали оперировать в медсанбатах). Никто бы на этих людей не обратил внимания, если бы с новой партией раненых, поступившей утром следующего дня, из того же полка не прибыл тяжелораненый в левую половину груди боец. Пуля попала в левую ключицу, раздробила её, чудом не повредила подключичную артерию, пробила верхушку лёгкого и вырвала большой кусок лопатки. У раненого,
