Лурье рассказал Борису о том, что командир и комиссар дивизии живут как заклятые враги и, хотя внешне на людях этого не показывают, но почему-то ужасно не любят друг друга. Судя по всему, каждому очень хочется свалить другого, пока это не удаётся, и они злятся ещё больше. Дело у них дошло до того, что стоит одному сказать «да», как другой сейчас же говорит «нет». Их разногласия вошли в поговорку в штабе армии, а член Военного совета армии Тынчеров уже не раз вызывал их, строго выговаривал, но пока безрезультатно. При всём этом они оба хорошо знают своё дело, и никого из них снимать не собираются.
Нас сейчас, может быть, удивит такое положение, но как понял Алёшкин из дальнейшего объяснения начальника политотдела, дело обстояло довольно просто.
Созданный по примеру Гражданской войны институт комиссаров в то время не очень-то себя оправдывал. Конечно, совсем не потому, что комиссары были плохими людьми или коммунистами, нет. Многие из них проявили чудеса героизма и храбрости, как в самые трудные моменты войны – в период отступления, так и в не менее трудный этап обороны.
– Дело тут, – говорил Павел Александрович, – гораздо сложнее. Командир дивизии – старый большевик, по стажу старше, чем комиссар, отличный военный специалист. Он, конечно, может и должен решать все тактические и другие служебные вопросы сам, а тут получается, что без подписи комиссара ни один его приказ не может вступить в силу. Когда назначали комиссаров – членов Коммунистической партии во время Гражданской войны к командирам полков или дивизий, так называемым военспецам, большею частью беспартийным, эти комиссары были не только воспитателями красноармейских масс, но и партийными контролёрами над командирами. А теперь? Теперь такой повседневный контроль только снижает инициативу командира, снимает с него ответственность и тормозит дело. С другой стороны, комиссар, окончивший академию, имеет достаточные военные знания, чтобы самому решать те или иные военно-тактические задачи, а он вынужден находиться как бы на вторых ролях, это его бесит. Особенно человека с таким характером, как у Марченко. По-моему, – закончил свою мысль Лурье, – скоро и наверху поймут, что иметь двух командиров в одном подразделении – слишком большая роскошь и, кроме вреда делу, толку не будет. Оставят, наверно, одного командира, ну, а для политобеспечения будем мы – политотдел, целиком подчинённый командиру и в то же время ответственный за свою работу перед соответствующими политорганами армии, фронта, как представители партии в армии.
Как мы знаем, менее чем через год почти так и случилось. В своём предвидении Лурье ошибся не намного.
– Но пока-то их двое, и они, по существу, равноправны. Нам от этого не легче. Каждому приходится лавировать между ними, как капитану корабля между опасными рифами: того и гляди, сломаешь себе шею. Придётся это делать и тебе. Между прочим, одна из причин, по которой Емельянов сбежал со своей должности, именно эта, – закончил свой рассказ Павел Александрович.
Несколько минут он помолчал, а потом продолжил:
– Ну вот, я тебе обстановку обрисовал, конечно, по-дружески, а уж выводы ты сам делай.
Он
