способами. Ну, сказал бы ты сейчас, что споткнулся и упал. Это что – решило бы проблему? А если завтра эти ублюдки подожгут вашу квартиру?
– Не подожгут, – неуверенно бормочет брат. Надя недовольно качает головой.
– А что можно сделать? – задаю я риторический вопрос.
– Обратиться к профессионалу, – поясняет Надя и вынимает мобильный телефон. – Здравствуй, Олег. Можешь сейчас приехать сюда? – и она называет наш адрес. Я с изумлением смотрю на неё и вдруг понимаю, что она совершенно права. Да, конечно, милиция!
– Зря вы это, Надя, – бормочет Митя. – Они скажут, что мы напали на них.
Прежде чем я успеваю как-то прокомментировать его мнение, Надя внезапно начинает смеяться, но затем успокаивается и становится серьёзной.
– Дурачок ты, Митя… Извини. Не имеет значения, что они скажут. Если этим займутся мои друзья, у нацистов появится такая проблема, что они в твою сторону смотреть не решатся. Из Москвы сбегут. С повинной в милицию явятся. Поверь, я знаю, о чём говорю, такое уже было не раз. Главное – не бояться правды.
Как она хорошо сказала: не бояться правды. Да, конечно, но как?..
Мама с надеждой смотрит на девушку, которую я люблю.
– Надя… Ваши друзья действительно помогут?
– Обязательно! – твёрдо произносит лучшая в мире девушка, и мне становится ясно, что так и будет. В дверь звонят, и мы втроём – мама, я и брат – тревожно оглядываемся.
– Я открою! – спокойно поясняет Надя… да, вот так и надо открывать, если неизвестно, кто просится: тихо, на цыпочках, подходит к двери, смотрит в глазок, но с расстояния сантиметров пять, чтобы её тень не была видна снаружи… Вот она улыбается и открывает:
– Привет, Олег! Заходи!
– Добрый день! – окидывает нас взглядом милиционер, с которым меня познакомила вчера Надя. Его взор останавливается на Мите. – Что с вами приключилось, молодой человек?
– Избили его, товарищ милиционер! – вскидывается мама. – Нацисты проклятые! Наша семья всегда была за интернационализм! Дедушка мой воевал, погиб подо Ржевом. А они… стыда у них нет… – Мама отворачивается и начинает плакать. Милиционер смущённо кашляет:
– Так, ладно, пройдёмте в комнату, если не возражаете. Вас как зовут, молодой человек?
– Дмитрий, – вздыхает брат, и мы все направляемся в гостиную. Мне приходит в голову, что обстановка у нас слишком убога для Нади, но она словно и не замечает этого – садится на стул, причём так, что спинка спереди, она кладёт на неё руки, на руки опускает подбородок и вопросительно смотрит то на Митю, то на милиционера.
– Ну-с, давайте выясним, что там у вас вышло, – авторитетным тоном произносит Олег, и до меня внезапно доходит, что представление Нади моим близким удалось как нельзя лучше. Она уже своя для мамы и брата. Такая же своя, как если бы мы были знакомы двадцать лет.
В больничном коридоре послышались голоса. Образы Жаклин, Лео и Адама, навеянные
