и теперь отошли в сторону, тихо утирая со щёк слёзы. Генрих вновь опустился на колени возле ложа и всмотрелся в бледное лицо любимой. Уже было заметно, как её тело медленно прощалось с душой.
– Эльза, – тихо позвал Генрих. – Моя милая Эльза. Не покидай меня.
Девушка открыла глаза и слабо улыбнулась.
– Любимый. Благодарю тебя за самые счастливые дни жизни моей… за любовь твою… Не забывай обо мне никогда…
– Ты всегда будешь жить в моём сердце, – пылко сквозь рвущиеся на свободу слёзы заверил Генрих. – Только ты одна.
– Но обещай… Если узнаешь имена моих обидчиков, ты не станешь их наказывать…
– Ты действительно знаешь, кто они?
– Да… Я понимаю, почему они так поступили… Я прощаю их. Прости и ты.
– Я не смогу. Ведь они тебя!..
– Заботься о нашем сыне, – прервала Эльза, чувствуя, что время её заканчивается. – Никогда не оставляй его милостью своей, своим благословением…
– Он не узнает горя, клянусь тебе.
– И ещё… Назови его Берхард, в честь твоего великого прадеда… Пусть он станет таким же храбрым и мудрым. Дух твоего предка защитит его…
– Да… да, это достойное имя для моего наследника.
– Когда он подрастёт, расскажи ему обо мне…
– Он обязательно узнает всю правду.
– Благодарю…
Эльза чуть подняла взгляд и вновь постаралась улыбнуться, хотя это давалось ей всё труднее.
– Отец… – её голос совсем ослаб.
Генрих обернулся – за его спиной стоял несчастный Ахим Штаузенг, он едва сдерживал рыдания. Эльза была его единственной дочерью, любимой и любящей, его надеждой, его опорой, и теперь он оставался один, совсем один. Генрих поднялся с колен и отошёл, уступив место отцу умирающей.
– Доченька, родная моя, – заплакал Ахим, присев на кровать. – Как же я теперь стану жить без тебя? Разве будет теперь смысл в моей жизни?
– Спасибо вам за всё, отец. Вы самый прекрасный человек на свете… Простите мне все обиды, что причиняла я вам… Мне тяжело оставлять вас одного… Я знаю, как вы любите меня, и вы… вы совсем забыли о себе. Прошу, найдите себе достойную добрую жену…
– Разве я могу об этом думать?.. – запротестовал Ахим.
– Я буду радоваться за вас там, на небе, зная, что вы не один, что о вас есть кому заботиться… Пообещайте, отец…
– Обещаю, – смирился Ахим Штаузенг.
– Где мой сын?
Из тёмного угла комнаты к Эльзе вышла плачущая Хармина с завёрнутым в одеяльце младенцем на руках.
– Вот, Эльза, вот твой мальчик.
Мальчик ворочался, кряхтел, но не плакал. Эльза с большим усилием подняла руку и погладила малыша по его маленькой с чёрным пушком головке.
– Берхард, сыночек… Как жаль, что я не увижу, каким ты станешь мужчиной. Да благословит тебя Бог, мой мальчик.
Эльза тихо опустила руку, закрыла
