которая «пальцем пиханная», и сало, и семечки, и даже мак – но всё это добро давным-давно утилизировано по прямому назначению. Лишь пара горстей сухарей – это всё, что осталось на дне фанерного ящика, крышка которого расписана химическим карандашом: «ценность десять рублей», адрес, индекс…
Десять рублей, хмыкнул я. Да за десять рублей и десятой части содержимого той посылочки не отхватить. Нет таких цен давно! Повезло, что на почте не спёрли.
На плите деликатно засопел чайник. Мы молчали, он посапывал. Опухший тактично привлекать к себе внимание, чайник в итоге отринул ложную скромность и захрапел, чем без труда вывел нас из гнетущего оцепенения.
Сосали сухари, растягивая их на долгие минуты ожидания главного блюда недели, пытаясь выжать из каждого кубика все его скудные калории. Молчали. Ибо не болталось. Вообще мы с Костей уже давно перестали активно общаться, что-либо обсуждать, спорить или что-то рассказывать друг другу. Как-то и без того всё было понятно. Понятно, что ничего не понятно. Но оно ж и так понятно. Можно особо не распространяться по данному поводу. А заодно и по любому другому тоже.
Миновал тревожный август. По осени оживилась горбушка. Я традиционно катался на толчок по субботам, менялся фирменными пластинками. Принцип простой: бродишь среди пиплов, вымениваешь интересную пластинку, дома записываешь её себе на магнитную ленту переславской фирмы «Славич». В следующие выходные обмениваешь пласт ещё на что-нибудь радостное. Так домашняя фонотека по крупицам пополнялась качественно звучащими «мастера́ми», то есть первыми копиями с винила.
Вот только по итогам вереницы обменов выяснялось, что рыночная стоимость товарной единицы необратимо снижается. Рано или поздно приходилось добивать пятёрку, а то и чирик. Яша укорял меня за отсутствие коммерческой жилки. Я возражал ему, что жилка эта у меня есть, только вот почему-то она на музыку не распространяется. А сам успокаивал себя, что на круг всё равно выходит дешевле, чем заказывать в «Звукозаписи» у Алика на проспекте Мира, 39.
Впрочем, иные альбомы живьём не попадались, и услугами заведений приходилось пользоваться. Так, например, салон Аверьянова на Ленинском, рядом с универмагом «Москва», был единственным местом, где можно было разжиться записью двойного альбома группы Genesis The Lamb Lies Down on Broadway 1974 года. Этой пластинки не было даже у Алика, до «Звукозаписи» которого мне было пять минут пешком от дома.
Сам же Яша уже тогда замахнулся на построение собственной коллекции нулёвых первопрессов в полном фарше, то есть со всеми вкладками и постерами. Сделки традиционно закрывались в его пользу. Уж если Яша продаёт пластинку, будьте спокойны, навар у него есть. Он не просто был «доставалой». Он был одним из самых успешных «доставал» редкостей среди всех местных пиплов. Приёмчики Яши были достойны зависти. Стои́шь, бывало, с Яшей в эпицентре тусни, ля-ля о том о сём. Вокруг вертятся знакомые рожи с заученными до скуки списками одних и тех же пластинок на обмен,
