помочь мне найти состав, в котором я мог бы начать волейбольную карьеру. Узнав, что я поселился во Всеволожском районе, Мастер направил меня в школу, расположенную на расстоянии одной станции на электричке от моего дома, сказав: «Если поладишь с тренером, если он возьмет тебя к себе, то, считай, тебе крупно повезло». Вот я и приехал проситься в эту школу. Приехал для того, чтобы встретить, наверное, самого близкого и родного мне человека, в корне изменившего всю мою жизнь.
Пространство у входа в зал стало заполняться звуками веселых голосов. На тренировку собирались юные спортсмены – обычные школьники разного возраста: щупленькие, толстенькие, все хулиганистые. В общем, обыкновенные дети. Я стоял в стороне, боясь подойти. Потом кто-то из ребят закурил, и мне стало легче: это свои. Курящие люди у меня в то время вызывали больше доверия, чем некурящие. Я подошел к ним и спросил:
– Парни, вы на тренировку?
– Да, – ответили мне. – Ждем Кощея.
– А это кто?
– Наш тренер. Сейчас придет, увидишь. А ты кто?
– Я?..
«Дед Пихто. Даже не знаю, как представиться», – подумал я, потому что и впрямь не знал, кто я и что тут, по большому счету, делаю.
– Мне надо поговорить с тренером, – ответил я и больше ни о чем не стал расспрашивать, чтобы сразу не разочароваться и продлить сладкую томительную надежду на хороший исход моего замысла.
Вдруг у них найдутся такие аргументы, которые погасят ее, убьют все на корню? Типа: «Знаешь, тренер сказал нам вчера, что, если вдруг придет парень и встанет вот тут у двери, скажите, чтобы уходил к чертям прочь! Шлындают тут всякие, отвлекают. Ничего из него не выйдет! Бесполезно даже начинать. А просто так брать человека со стороны… Нет уж, извините, своих хватает. Пусть уходит».
Именно так мне и было сказано потом, один в один. Но это потом. А пока у меня оставалось еще минут двадцать, чтобы потешить себя надеждой. Поэтому новым знакомым я не стал говорить о своей цели, не хотел слышать эти раздирающие душу слова, толкающие куда-то в бездну: «нет»; «уходи»… Когда как камнем придавили. Когда ноги ватные. Когда тьма безысходная. И жить не хочется…
Поэтому повременим, посмотрим на этого Кощея: кто таков, с кем нелегко, по словам Мастера, найти общий язык. Я хотел услышать это пусть холодное, но правдивое слово от него самого.
И что-то все равно меня радовало! Я чувствовал, что надо идти до конца. И ребята, стоящие у входа в спортивный зал, были моим контингентом, моей стихией: на лицах простота, а в глазах – глубина и боль какая-то. Смеются вроде – хохочут в голос, – а смотрят все равно так, будто таят внутри что-то свое: тайну, обиду, злость.
Несмотря на то что поселок, в котором размещалась эта спортивная школа, находился относительно близко к Петербургу и по площади и численности населения деревней не считался, все же люди там были попроще, близкие моему тогдашнему культурному и материальному уровню.
