отправляли на стройку. Но когда Сара увидела, как солдат толкает ее десятилетнего Клода в колонну самых слабых, и услышала, что он плачет и зовет ее, она выскочила из строя, подбежала к сыну и прижала к себе.
Какой-то эсэсовец спросил по-немецки воспитательниц, которые сопровождали малышей: «Вы их матери?» Переводчицей лагерное начальство назначило австрийскую еврейку Эдит Клебиндер. Она выжила. И она потом расскажет:
– Я повторила вопрос на французском. И женщины ответили: «Нет. Но можно сказать, мы их приемные матери».
Тогда тот же эсэсовец спрашивает, хотят ли они остаться с детьми.
– Они, конечно, сказали: да.
И воспитательниц с младшими посадили в тот же грузовик, где были Сара с Клодом.
Месяц спустя директора приюта Мирона Златина и двоих подростков, бывших пансионеров коллежа в Белле, Тео Рейса и Арнольда Хирша отправили из Дранси в Эстонию эшелоном, состоящим из работоспособных мужчин.
Все трое работали в каменоломне и были расстреляны эсэсовцами в таллиннской крепости в июле 1944 года.
Из всех депортированных вернулась только Лея Фельдблюм, ее освободила Красная армия в январе 1945-го. В лагере нацистские медики ставили на ней опыты. На запястье у Леи татуировка – номер 78620. Тело искромсано. Вес 30 килограммов.
Леон Рейфман, тот парень, что выскочил из окна, укрылся неподалеку. Его спрятали фермер Пертико и работник Фаве. Потом его приютит одна французская семья в Белле. И он останется в живых.
Так же, как Иветта Бенгиги, двух лет от роду, которую еще до налета взяла к себе и спрятала семья Эритье, там же, в Изьё.
У мадам Тибоде явно кончалось терпение, хотя вслух она этого не говорила. Но я почувствовал: пора уходить. Она смотрела, как я пишу в тетради, но понятия не имела – что. На правых страницах разворота я записывал то, что могло пригодиться для репортажа. На левых – свои эмоции. Про грифельную дощечку и «яблоко» – справа, про то, как меня скрутило, – слева.
«Обрати свои слезы в чернила», – посоветовал мне несколько лет тому назад на южной окраине Бейрута Франсуа Люизе, мой друг, корреспондент «Фигаро», застав меня сидящим на тротуаре в полном отчаянии, с пустыми руками, без карандаша и бумаги, и рыдающим над жертвами бойни в Сабре и Шатиле.
И теперь я записывал. Старался, чтобы не пропали ни капля света, ни миг молчания, выискивал все следы, оставленные детьми. Надпись на чердачной балке: «Полетта любит Тео, 27 августа 1943». Полетта Паларес – местная девчушка, которая иногда приходила помочь по хозяйству. А Тео Рейс – тот шестнадцатилетний мальчик, которого расстреляют в Таллинне. Это признание в любви записано на правой странице, а «как мне больно» – на левой. Я описывал всё. Классную комнату, столовую, лестницу во двор. Я постоял у фонтана и записал, как поет жаворонок, как красиво вокруг, как тихо в горах, какой покой окружает Дом детей. Посидел на террасе. Потрогал рукой все места, к каким прикасались они. Вот лестничные перила,
