контракт, условия которого едва могла понять и срок которого, казалось, только увеличивался, несмотря на усердную работу.
Но, в конце концов, этот старик спас ей жизнь. Нашел ей работу, обеспечил крышу над головой. В его поступке просматривалось больше доброты, чем можно было пожелать в такие неспокойные времена.
Она ухмыльнулась угрюмому старику.
– Я бы не стала этого делать.
Ворчание старого Вэя перешло в приступ кашля, и улыбка сползла с лица Лань. Зимы на юге не отличались пронизывающим холодом, как и на северо-востоке, где она выросла. Здесь царила влажность, которая, проникая в кости, суставы и легкие, заставляла их гноиться.
Лань оценила состояние старого обшарпанного магазина: полки были заполнены товарами больше, чем обычно. Сегодня вечером, накануне большого фестиваля в честь Двенадцатого цикла с момента Элантийского завоевания, вокруг Хаак Гуна усилили охрану. При таких обстоятельствах люди прежде всего старались держаться подальше от магазина, торгующего запрещенными товарами. Лань тоже не могла задержаться: скоро улицы заполнятся элантийскими патрулями, и певичка, разгуливающая в одиночку, точно привлечет к себе внимание.
– Опять легкие шалят, старина Вэй? – спросила она, проводя пальцем по стоящей на прилавке маленькой фигурке дракона из цветного стекла – вероятно, ценный товар одной из стран Нефритовой тропы, что расположены с другой стороны от великой Эмаранской пустыни. В государствах Хин не знали стекла до эпохи Срединного царства, при котором император Цзинь (Золотой император) установил официальные торговые пути, простиравшиеся на запад, до легендарных пустынь Масирии.
– Ох, да, – сказал владелец магазина, поморщившись. Из складок рукава Вэй вытащил то, что, должно быть, когда-то было тонким шелковым носовым платком, и промокнул им рот. Ткань посерела и пропиталась копотью. – Цены на женьшень резко выросли с тех пор, как элантийские старики узнали о его целебных свойствах. Но я прожил с этими костями всю свою жизнь и до сих пор не умер. Не о чем беспокоиться.
Лань забарабанила пальцами по деревянному прилавку, истертому клиентами, посетившими это место до нее. Вот в чем был секрет выживания на колонизированной земле: нельзя было показывать, что вам не все равно. У каждого хина, что встретится вам на пути, найдется своя слезливая история: семья, убитая во время завоевания, разграбленный дом или что похуже. Проявлять заботу было все равно что иметь брешь в броне выживания.
Так что Лань задала вопрос, мучивший ее весь день.
– А у тебя есть что-нибудь для меня?
Старый Вэй одарил ее улыбкой, в которой не хватало нескольких зубов, и снова нырнул под прилавок. Пульс Лань участился; инстинктивно она прижала пальцы к внутренней стороне левого запястья.
Там, запечатленный в плоти, сухожилиях и крови, виднелся шрам, который могла рассмотреть только она: идеальный круг, охватывающий символ в форме непонятного иероглифа, размашистые штрихи, распускающиеся
