шортах – надо бы переспроситься у Уолтера, что за фетиш – у неё в шкафу достаточно других вещей.
Спина ровная, словно каждый позвонок в ней напряжён до предела.
Ремень Уолтера лежит на столе, плотно скрученный, а это значит, что он сегодня ещё его не использовал.
Какая она, оказывается, послушная девочка!
Улыбка сама растягивает мои губы.
Уолтер возвышается над ней. Рядом с ним тарелка с порезанными на дольки персиками, откуда он берёт одну и протягивает малышке Аддерли, но она не реагирует. Глаз не поднимает.
С такого расстояния я не замечаю никаких новых следов побоев на её теле, а старые начинают заживать.
– Посмотри на меня.
Голос Уолтера в полупустой комнате звучит громко, поэтому я неосознанно морщусь от дискомфорта.
Он никогда не обращается к ней по имени, впрочем, как и я сам, что вполне закономерно. Покупатели желают самостоятельно давать своим рабам имена, а иногда – унизительные клички. Они хотят, чтобы мой товар был обученный, дисциплинированный и дрессированный, но оставался безымянным, дабы новый собственник мог сам решить, как его или её потом называть.
Хотел бы я знать, как хозяин зовёт Оливию? Нет. Это не важно. Для неё всё почти закончилось.
А вот для малышки Аддерли только-только всё начинается.
– Посмотри. На. Меня.
На повторное жёсткое требование Уолтера она не поднимает взгляд.
Смышлёная девочка. Со стороны кажется, что она и не дышит вовсе.
Он с шумом втягивает воздух сквозь сжатые зубы, будто зол, и внутреннее безошибочное чутьё мне подсказывает, что оно так и есть. Она ведёт себя как должно – никакого зрительного контакта, но я знаю Уолтера. Он наслаждается наказаниями, поэтому вряд ли успокоится, пока малышка Аддерли не допустит ошибку хотя бы один раз.
Лично для меня, беспрерывный поиск изъяна там, где его нет – сущая зубная боль, но некоторые люди живут этим.
Бессознательно напрягаюсь. Дюйм за дюймом я подбираюсь рукой к карману брюк, где нахожу и вожу большим пальцем по кромке старой фотографии.
– Посмотри. На. Меня.
Снова. Голос Уолтера звучит резко, отрывисто – отчасти, в целях коррекции, но его рука уже отложила дольку персика на тарелку и легла на ремень.
Глава 6.3
Девочка не шевелится. Уткнулась взглядом в одну пустую точку в полу.
По ночам, когда я прихожу к ней, она вот так же глядит в потолок или в стену перед собой. Без малейших движений. Позволяет мне дотрагиваться до неё, смазать синяки кремом с арникой. Не дышит. До тех пор, пока воздух не заканчивается в лёгких. А потом жадно, до хрипоты, распахнутым ртом ловит жизнь.
Порой с таким желанием поддаётся бёдрами, выгибается в спине навстречу нежным поглаживаниям, словно от моих пальцев её ведёт до головокружения, и она не желает ничего иного. Только
