пытаясь держать себя в руках в течение двух десятилетий, с тех пор как в пятнадцатилетнем возрасте стал прибегать к этому нехитрому способу успокоиться.
В тридцать пять, казалось бы, я уже должен был бы справиться со всем этим эмоциональным дерьмом.
Но это не так.
При одном взгляде на это жалкое подобие мужика, указательный палец начинает подергиваться, словно на курок нажимает.
Мужчины всегда держат слово. Этот – нет. Потому, что с ним нет его девчонки. А сам Бенни впустую отнимает моё время.
Поникшая голова, бегающий взгляд, сутулость, сжатые губы, опущенные плечи – все эти внешние проявления его беспокойства ежеминутно подталкивают меня к потере самообладания.
Бенджамин Аддерли давно в деле и в курсе всех тонкостей криминального мира, так как увяз в нём по самые уши, а черти крепко держат его за яйца. Он много лет управляет бизнесом, аналогичным моему. Как и я, он умеет манипулировать людьми и неплохо разбирается в этом. Однако, я умею читать их мысли. Даже самые постыдные. Когда растёшь с таким отцом, как мой, – это необходимость. Невнимательность и недостаток навыков распознавать его эмоции и настроение, в буквальном смысле, могли привести к нашей с сестрой смерти.
Поэтому я уверен, что Бенни не врёт мне, когда произносит:
– Она сбежала.
С плохо скрываемым раздражением Оскар тихо сплюнул на землю. Он спустился с точки обстрела и встал, подперев спиной кирпичную стену, рядом с полицейской машиной, но остался абсолютно незаметным для посторонних глаз. Наверняка и его указательный палец сейчас зудит от нетерпения, но жёсткая дисциплина заставляет его ждать.
Офицер больше не таится. Теперь он живо смотрит по сторонам, обдумывая возможные варианты развития событий. Должно быть, догадывается, что всё идет не очень-то гладко.
– Она сбежала? – безэмоционально интересуюсь я, и выдерживаю паузу, позволяя Бенни подумать, как лучше объяснить мне это дерьмо.
Сейчас мне больше интересно сбежала сама, или это он велел ей спрятаться?
Бенни кивает. Он то и дело нервно вытирает пот со лба платком, и каждый раз засовывает его в карман брюк:
– Сбежала, – повторяет снова и снова тяжело сглатывает, – вчера ночью.
– Она знала, что я приеду за ней?
Очередной короткий кивок и почти удушливое покашливание.
– Разумеется. Я всё рассказал ей. Не буду же я швырять собственную дочь в багажник без объяснения.
Интуитивно чувствую, что он что-то недоговаривает.
Улыбаюсь ему и всё своё внимание переключаю на фотографию в кармане. Запас терпения почти иссяк. Старый снимок вот-вот разорвётся в чёртовых подвижных пальцах, если придурок ляпнет какую-нибудь очередную хрень в процессе разговора.
Не произношу ни слова. Просто знаю, что он облажается.
– Нужно было не говорить ей. Так было бы проще. Я не подумал.
Боится.
